Или кто-нибудь захлопнул его, как ты думаешь?Он удивленно посмотрел на меня.— Ты что, с ума сошла? Кто его мог закрыть? Это же поле. Какое-то взаимодействие полей. Просто где-то что-то сдвинулось, вот и все. Может, когда они повзрывали там все эти бомбы, на той стороне…— Вообще-то, я поняла так, что Проход существовал уже довольно давно. Похоже, это стабильное образование. И никто не помнит, чтобы он закрывался раньше, разве нет?— Давно — по каким масштабам? Это же очень старый мир.— И ты ничего такого не видел? Странного?— Чего не видел? Я тут много чего видел. Ты леммов когда-нибудь раньше видела, например?Вот проклятье! И этот ничего не знает. Мне иногда кажется, что все мои гипотезы — просто порождение воспаленного воображения, не больше. Но ведь не приснилась же мне та небесная сверкающая пуля.— Ну что, — сказал он, — сверим часы? Я расскажу тебе все, что я знаю, а ты расскажешь мне все, что ты знаешь, идет? Меня зовут Дорк, здесь, во всяком случае.Я честно сказала:— Я ничего не знаю. Уж слишком все тут странно, чтобы знать что-нибудь наверняка. Кто в здравом уме может вообразить такое? Но я предполагаю… Думаю, сначала наш мир и этот — были одним целым. Потом они разделились. Тут случилось что-то, чего не было в нашем, или, наоборот… не случилось. Одним словом, никаких катастроф тут не было. Ящеры… они тут не вымерли. Они продолжали себе развиваться, и, наконец, получились леммы. Это их мир.— А остальные?— Кто — остальные?— Сульпы…люди.— Думаю, это пришельцы. И сульпы, и люди. Проход был стабильным достаточно долго, так что первыми через него прошли сульпы. Когда на той стороне люди стали их вытеснять. Люди попали сюда потом. Меня удивляет другое.— Ну-ну?— Почему их тут так мало? На той стороне людей миллиарды.Он удивился.— Иx косит Болезнь, — сказал он. — Разве ты не знаешь?— Да. Знаю. Но откуда она берется? На той стороне ее нет.Он пожал плечами.— У ниx рождается очень мало детей, — сказал он, — и все, в основном, мальчики. Иначе это был бы мир женщин — мало кто из мужчин здесь проживает долго. Поэтому женщина здесь — имущество. Ценность.Очень мило.Он рассказал мне свою историю. Она была такой же простой, как и моя — он попал сюда, правда, раньше — несколько лет назад, и несколько раз ходил по Проходу взад-вперед, пока не убедился, что на той стороне делается совсем худо. Он очень быстро набрел на факторию леммов и осел здесь — не нужно было беспокоиться ни о куске хлеба, ни о крыше над головой — сказал он. И потом, здесь безопасно. Кочевье обходит факторию стороной — может, чуют своих, а может, боятся — леммы, когда их много, умеют делать всякие штуки. Насылать страх, например. Или всякие видения.— Ты тут работаешь?— Зачем? — удивился он, — Они же этого не требуют. Работают те, кто хочет работать, кому нужно что-нибудь получить от леммов. А тем, кому ничего не надо — зачем им беспокоиться? Леммы никого не прогоняют.— Леммы физически никого не могут прогнать, ты же это знаешь. Они не могут сделать никому плохо. А ты этим пользуешься.Дорк усмехнулся.— А что тут такого? Если эта куча баб настолько хорошо ко всем относится…— Баб?— Они все самки, ты разве не знала? Тут нет ни одного мужика. Они сами себе рождают детенышей, раз в жизни — иногда одного, иногда двух.Значит, леммы — партеногенетические самки. Вообще-то, я и сама могла бы догадаться. Эта способность к эмпатии, эта чересчур стабильная цивилизация — все это явные признаки женской культуры. Тем более, что они принадлежат к пресмыкающимся — а ведь даже на той стороне есть несколько видов ящериц, у которых до сих пор не могли найти ни одного самца.Дорка, похоже, все это особенно не интересовало.— Тот тип, который привел тебя сюда — ты с ним живешь?— Да, — сказала я, — и в его доме. Он, кстати, отрабатывал его тут, у леммов.— Тогда какого же черта он привел тебя сюда?— Леммы сказали, что его ищут. Отряды с той стороны. Которые набились сюда, когда там стало совсем плохо.— Ну, долго они тут не продержатся. Я слышал, среди них уже Болезнь.— Похоже, они потому его и ищут. Когда там началась Болезнь, они видимо, перепугались, попробовали рвануть обратно и обнаружили, что Проход закрылся. А кроме Xаарта никто из местных, по-моему, на ту сторону не ходит. Они, наверное, решили, что это просто какой-то трюк, что есть какой-то способ вернуться назад, просто они его не знают и что можно как-то выколотить эти сведения. Они напуганы и на все готовы. Если они не найдут Xаарта, они начнут прочесывать город — в поисках того, кто мог бы их вывести на ту сторону. А что они при этом никого щадить не будут — сам знаешь.— Что стоит местным вооружиться и загнать их в какую-нибудь дыру, а там перестрелять? Не понимаю, почему они этого не сделают?Теперь удивилась я.— Разве ты не знаешь? Тут никто не способен к насилию. Они по-моему, в массе своей и обороняться не могут.Он вздохнул.— Это-то я знаю. хотел бы я знать — почему?— А как по-твоему?Он задумчиво сказал:— Я думаю, это Болезнь. Они больны уже с рождения. А она что-то меняет в мозгу. Они же все тут не в себе, ты заметила?— С нашей точки зрения — да. И мы, с их точки зрения, наверное — тоже.— Ну, мы-то здоровы, — сказал он.— Ты так думаешь?Он прошел вглубь моей ниши и устроился там. Я сказала:— Ты напрасно это делаешь. Это все-таки, мой дом.— Перестань, — сказал он. — Кто тут серьезно смотрит на такие вещи?— Я смотрю. Это мое дело.Он хихикнул.— А если я не уйду, что ты сможешь сделать?Я сказала:— Ничего. Но если ты будешь уж очень настаивать, сюда сразу придет парочка леммов. Они хорошо ко мне относятся. И не любят, когда кому-то рядом плохо. А что они умеют делать — сам знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40