Похоже, они вовсе не такие безобидные, местные привидения. Решетка отскочила сразу и целиком. Со второго удара во двор брызнул сноп осколков. Следом полетела гнилая оконная рама.
— Порядок, — сказал Берен, — давай вылезай, пока оно нас не зацепило!
Генка торопливо перелезла через подоконник, пыльный до безобразия — даже сейчас видно. Следом, красиво сгруппировавшись, прыгнул Берен.
Да, подумала Генка, это не Дюша. И тут же спохватилась.
— Берен, миленький, а давай позвоним в милицию. Или в МЧС! Ну, хотя б куда-то позвоним!
Видно было, как в разбитом окне, словно натыкаясь на невидимую преграду, клубится что-то белое, прозрачное…
— Нас арестуют, -сказал Берен, — что вполне естественно. Проверят документы, задержат до выяснения. Ты этого хочешь?
Генка замотала головой.
Во дворе стоят прозрачные утренние сумерки, в небе медленно гаснут звезды. Держится только одна — особенно яркая.
— Звезда Элендила, — вздохнул Берен. — Ладно, — он покосился на свой меч и прикрыл его полой длинного плаща, — попробуем вытащить твоего Дюшу, если он еще жив. Тут где-нибудь поблизости интернет-кафе есть? Круглосуточное?
— А… зачем? — недоумевает Генка.
— Во-первых, вымыться тебе где-то надо, — говорит Берен, с неприязнью оглядывая ее, — во-вторых, у меня на форуме Эгладора есть один контакт. Может, до них что-то уже дошло такое…
— Боромир-то засветился, — деловито говорит Генка.
Если честно, она чувствует некоторое облегчение. Приятно передать себя в руки профессионала — хоть парикмахера, хоть партизана-диверсанта — и больше ни о чем не беспокоиться. Пускай профессионал беспокоится.
— Это не Боромир, — коротко сказал Берен, который, как и положено профессионалу, не выдавал своих информаторов.
— А! — говорит Генка, — я знаю одно. Только это надо через мост…
— Ну, так пошли.
Они выходят в переулок — желтые слепые дома слиплись боками по обе его стороны, тротуар здесь в трещинах и выбоинах, тополиный пух лежит у кромки грязными кучками. Мелкие лужи отражают небо.
— Нехорошее место, — говорит Берен, укоризненно качая головой, — не хотел бы я тут жить.
— Это почему? Тут престижно.
— Много всякого накопилось. Туда взгляни-ка!
Огромная собака, такая черная, что она казалась вырезанной из черной бумаги, бесшумно вышла из глухой стены полуразвалившегося дома, неторопливо пересекла переулок и просочилась в стену дома напротив — тоже грязно-желтую и глухую.
— Ой! — говорит Генка.
— Это еще так, — небрежно замечает Берен, — по мелочам.
По мере приближения к реке сирень становится все пышнее, а воздух — прохладнее. Темная вода, упорно не желающая отражать светлеющее небо, течет далеко-далеко, в тихие сонные области, где горят костры на холодных плесах, и светят рубиновыми огоньками речные бакены, и ходят в темной воде молчаливые рыбы.
— А… почему ты вообще здесь? — спрашивает Генка, — ты же ушел на Заокраинный Запад или куда-то там.
— Я ж говорю, Гэндальф попросил. Ну, я и согласился. Приятно тряхнуть стариной.
— Нет, я хочу сказать… это ж не пойми когда было. Тыщу лет назад.
— Три, — говорит Берен.
— Что?
— Три тысячи лет назад. Только это для людей. Там, где эльфы, времени нет.
— Вообще?
— Ну да.
— Это их магия?
— Вовсе нет. Это их сущность. Потому они и умеют предсказывать будущее, ты не знала? Потому что для них будущего тоже нет. Только настоящее.
— А это… Лутиэнь?
— Что — Лутиэнь? — холодно спросил Берен.
— У тебя что-то с ней было? Боромир говорил… ну, что не может быть у человека с эльфийкой…
— А он проверял? — обиделся Берен, — и вообще не суй нос не в свое дело.
И задумчиво добавил:
— Мама ее ко мне хорошо относилась. А вот папаша терпеть не мог. Бо-олыпой был сноб! И жмот вдобавок. На всякие стекляшки западал, на ювелирку. При том, учти, что бабок было немерено.
Генка покосилась на своего спутника. Только сейчас она заметила, что левый рукав был пуст.
— Тебе руку правда волк откусил?
— А вот это уже бестактность. Ну, правда. Лопухнулся я. Ну и волк был неслабый.
Круглосуточное интернет-кафе довольно зачуханное, в четыре утра посетителей вообще нет, но секьюрити торопливо преграждает им вход. Теперь, когда почти рассвело, видно, что Генкины джинсы на коленях перемазаны пылью и паутиной, ладони совершенно черные (негритянка наоборот), а на белой майке — грязные разводы. Еще от нее отчетливо воняет формалином.
Берен в плаще до пят, меч на боку подозрительно оттопыривает плотную ткань.
— Сюда нельзя, — говорит секьюрити.
— Можно, — говорит Берен.
Какое— то время они меряют друг друга взглядами. Секьюрити
сдается первым.
— Ладно, — бормочет он, — но учтите, если что…
— Да? — услужливо подсказывает Берен.
— В общем, учтите.
— Учтем-учтем, — говорит Генка, она приплясывает за спиной Уверена на манер шакала Табаки, — а помыться у вас тут где можно?
Секьюрити мрачно кивает на дабл.
…Генка смотрит, как в раковину стекает черная вода. Руки она вымыла и лицо тоже, а что майка в грязных разводах — так не стирать же ее здесь!
Она с подозрением оглядывает ступни, но кожа на них гладкая и розовая. Хорошая штука эти депилляторы.
Берен уже сидит за монитором. Около локтя его дымится чашка кофе. Секьюрити демонстративно смотрит в сторону.
— Я есть хочу, — тут же говорит Генка.
— Ну, так иди, закажи себе, — рассеянно отвечает Берен.
— Так же денег нет.
Берен извлекает из кармана плаща пухлый бумажник и швыряет его на стол.
— На, — говорит он, — подавись!
— А ты уже знаешь, куда они Дюшу?
— Назгул знает, где у них база… Думаю, за кольцевой где-то. Ладно, сейчас я…
На Генку он больше не обращает внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61