Явно перестаравшись, он отложил бумаги в сторону и оперся ладонями о стол. Но тут же спрятал их под стол, явно выведенный из себя интересом, с каким я наблюдал за его манипуляциями.
– Мистер Лэнг, вы хоть понимаете, где находитесь? – И О'Нил отработанным движением поджал губы.
– Разумеется, понимаю, мистер О'Нил. Я нахожусь в комнате номер С188.
– Вы в Министерстве обороны!
– Хм… Тоже неплохо. А стулья здесь имеются?
Еще раз опалив меня взглядом, он дернул головой в сторону Соломона, который мигом выволок на середину ковра нечто стилизованное под английский ампир. Я не двинулся с места.
– Присаживайтесь, мистер Лэнг.
– Спасибо, я постою.
Вот теперь он был ошарашен по-настоящему. В свое время мы не раз проделывали этот фокус с нашим учителем географии. Ровно через два семестра он покинул нас, став священником где-то на Гебридских островах.
– Скажите, что вам известно об Александре Вульфе?
Снова опершись о стол, О'Нил слегка подался вперед, и я уловил блеск очень золотых часов. Чересчур золотых для настоящего золота.
– О каком именно?
Он нахмурился.
– Что значит «о каком именно»? Скольких Александров Вульфов вы знаете?
Я пошевелил губами, словно подсчитывая в уме.
– Пятерых.
О'Нил раздраженно выдохнул через нос. Ну-ну, солдатик, зачем же так нервничать?
– У Александра Вульфа, о котором я говорю, – продолжил он тем особым тоном саркастического педантизма, на который рано или поздно скатывается любой англичанин, сидящий за письменным столом, – собственный дом на Лайалл-стрит, в Белгравии.
– Ах, на Лайалл-стрит, – забормотал я. – Ну конечно же. Тогда шестерых.
О'Нил стрельнул взглядом в Соломона, но поддержки не получил. Тогда он опять уставился на меня, лицо его исказила устрашающая ухмылка.
– Я еще раз спрашиваю вас, мистер Лэнг что вам известно об этом человеке?
– У него собственный дом на Лайалл-стрит, в Белгравии. Это вам как-то поможет?
На этот раз О'Нил решил применить другую тактику. Он сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул, что, должно быть, означало следующее под его пухлой оболочкой скрывается хорошо смазанная машина для убийств, так что еще одно мое слово в том же тоне – и он одним прыжком преодолеет разделяющее нас расстояние и вышибет из меня весь дух. Но зрелище получилось откровенно жалкое. Тогда О'Нил выдвинул ящик стола, извлек оттуда папку буйволовой кожи и принялся злобно листать ее содержимое.
– Где вы были вчера вечером, в половине одиннадцатого?
– Занимался виндсерфингом у берегов Кот-д'Ивуара, – быстро ответил я, даже не дав ему закончить фразу.
– Я задал вам серьезный вопрос, мистер Лэнг. И советую вам – настоятельно советую – дать мне такой же серьезный ответ.
– А я говорю, что это не вашего ума дело.
– Мое дело… – начал было он.
– Ваше дело – оборона! – Внезапно я перешел на крик, причем совершенно искренне. Краем глаза я успел отметить, что Соломон повернулся и с любопытством наблюдает за нами. – И зарплату вам платят именно за то, чтобы вы защищали мое право делать то, что мне вздумается, а на всякие дурацкие вопросы я отвечать не обязан. – Я немного сбавил обороты. – Что-нибудь еще?
О'Нил не ответил, так что я развернулся и зашагал к двери, бросив по пути:
– Пока, Давид.
Соломон тоже промолчал. Я уже поворачивал дверную ручку, когда О'Нил вдруг снова заговорил:
– Лэнг, вы должны знать: я могу сделать так, чтобы вас арестовали в ту же секунду, как вы покинете это здание.
Я обернулся:
– За что?
Мне вдруг все это перестало нравиться. И прежде всего потому, что О'Нил вдруг стал спокойным и расслабленным.
– Заговор с целью убийства.
В комнате внезапно стало очень тихо.
– Заговор?!

Ну, вы-то наверняка знаете, каково это, когда нормальный ход вещей вдруг сбивается. В обычном состоянии слова направляются мозгом к языку, и где-то на полпути вы улучаете мгновение, дабы убедиться: именно эти слова вы и заказывали, в аккуратненькой обертке с красивым бантиком. И лишь тогда разрешаете словам двигаться дальше, к кончику языка, а уже оттуда – вперед, на волю.
Но когда нормальный ход вещей вдруг сбивается, проверяющая часть может завалить все дело.
О'Нил произнес всего четыре слова: «Заговор с целью убийства».
Для меня было бы правильнее с недоверием вскрикнуть: «Убийства?!» Наверное, очень небольшая группа населения с явными психическими отклонениями заинтересовалась бы предлогом «с». Но из этих четырех слов одно я не должен был выбирать ни под каким видом – слово «заговор».
Конечно, заведи мы нашу беседу по новой, я сделал бы все иначе. Но этого не случилось.

Соломон смотрел на меня. О'Нил смотрел на Соломона. А я уже вовсю орудовал вербальным веником, помогая себе вербальным совком:
– Что за бред вы тут несете?! Вам что, больше заняться нечем?! Если вы намекаете на то, что произошло вчера вечером, то вам – если вы, конечно, прочли мои показания – должно быть прекрасно известно, что я видел этого человека впервые в жизни, что я защищался, подвергнувшись противозаконному нападению, и что в ходе борьбы он… ударился головой.
До меня вдруг дошло, сколь неуклюжей получилась фраза.
– Полицейские, – продолжил я, – заявили, что полностью удовлетворены моим объяснением, и…
Я заткнулся.
О'Нил непринужденно откинулся на спинку стула и сцепил руки за головой. Под каждой из подмышек проступало пятно размером с десятипенсовик.
– Ну естественно, они заявили, что полностью удовлетворены вашим объяснением. А как вы думаете – почему? – спросил О'Нил с ужасно самоуверенным видом. Он подождал моего ответа, но поскольку в голову мне ничего подходящего нелезло, я позволил ему продолжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17