Но с ней произошли поразительные вещи, и она испытывала нечто похожее на удивление. Впрочем, удивление тотчас же уступало место чувству непреодолимого фатализма: это чувство, одно из самых сильных чувств в человеке, маленькая Роза Бивак полностью унаследовала от предков. Она шла и думала: «Ну и ну!» и «Вот те на!» Эти формулы были полюсами её интеллектуальных возможностей. Иногда она ещё вставляла: «Забавная штука!» и «Ничего не попишешь!» Однако никто не стал бы утверждать наверняка, что всё это было настоящими мыслями. Словечки Розы Бивак скорее соответствовали первым шагам человеческого разума, ещё настолько зачаточного, что ему не дано было даже представить, какого размаха он мог бы достичь. Розу Бивак окутывали и пронизывали насквозь благоуханные испарения, источаемые ослепительным небом, ярким солнцем, свежим воздухом и всей красотой божьего мира. Всё это овладевало телом маленькой Розы, но нисколько не затрагивало её рассудка. Она увидела зелёную ящерицу, скользящую у её ног, и подумала: «Вот маленькая ящерица!» Она подошла к скрещению дорог, поколебалась и решила: «Вот моя дорога!» Она покрылась испариной и прошептала: «Ну и жара!» Этими замечаниями она выразила своё представление о сущности ящерицы, жары и своих колебаний.
Некоторые люди считали виновной и глупой маленькую Розу Бивак, ставшую девушкой-матерью в свои восемнадцать лет. Но видя, как она одиноко бредёт по дороге, свеженькая и здоровая, с неопределённой улыбкой, в которой было что-то детское и животное одновременно, я нахожу её трогательной, почти красивой и очаровательно смелой. Она принимала свою участь, не сопротивляясь, потому что отлично знала (несмотря на всё своё невежество), что нельзя плутовать с судьбой. Она отлично знала, что женский удел неизбежен, как ему ни противься, что всякой девушке предстоит стать матерью и способствовать всем своим существом родовым потугам природы.
Эта сельская девушка была красива немудрящей красотой и по-своему грациозна. У неё были сильные руки, крепкие ноги, широкий таз и налитая грудь. Плотное сложение маленькой Розы Бивак казалось специально предназначенным для трудов, её ожидавших. Глядя на эту малютку, трудно было не умилиться её простодушной смелости, не улыбнуться ей и не подбодрить её добрым словом. Она шла твёрдым и спокойным шагом, и её простоватое лицо озарялось величавым отблеском бремени, созревавшего в её утробе. Казалось, по дороге идёт сама молодость, бесшабашно уверенная в своих молодых силах и полная той непреложной юной беспечностью, которая спасает мир от гибельного засилия стариков. Маленькая Роза шагала как воплощение вековечной веры в земное счастье – иллюзии, питающей души бедных людей. Смелее, маленькая Роза Бивак, несущая в себе горести, грядущее и саму жизнь! Смелее, малютка: ведь тебе предстоит такой длинный и такой бесполезный путь!
Она шла, не испытывая беспокойства и угрызений совести, но мысль о предстоящей встрече с баронессой де Куртебиш приводила её в смятенье.
Между тем она подошла к замку и поднялась по внушительным ступеням. Потом её подвели к порогу большой комнаты, где всё было куда красивей и богаче, чем в церкви. Маленькая Роза не смела ступить на угрожающе скользкий паркет. Властный голос заставил её обернуться. К ней обращалась сама баронесса:
– Вы Роза Бивак? Подойдите ко мне поближе, милочка. Мне доложили, что до такого состояния вас довёл некий Клодиус Бродекен.
– Да, это он, госпожа баронесса, – сразу же согласилась юная грешница, краснея и запинаясь.
– Поздравляю вас, мадемуазель. Надо думать, вам здорово не терпелось. И что такого наговорил этот парень, чтобы вас обольстить? Может быть, вы мне объясните, как это произошло?
Но для объяснения у маленькой Розы Бивак не хватало ни сил, ни слов. Она прошептала:
– Он мне ничего не наговорил, госпожа баронесса…
– Ах, ничего! Час от часу не легче! А как же тогда это получилось?
Припёртая к стенке, малютка покраснела ещё сильнее. Потом она рассказала в простых и откровенных словах историю своего падения:
– Он ничего не говорил, госпожа баронесса… Он делал…
Этот ответ напомнил Альфонсине де Куртебиш о тех временах, когда ей самой отнюдь не требовались разговоры. Она была покорена маленькой Розой, но голос её по-прежнему был суров:
– Нет, вы только поглядите: он делал! Да ведь он это делал, маленькая индюшка, потому что вы ему позволяли!
– А как же я могла ему помешать! – наивно ответила бывшая дочь Пресвятой Марии.
– Чёрт подери! – вскричала владелица замка. – Что ж, выходит, что первый встречный молодчик может добиться от вас всего, чего пожелает? Смотрите мне прямо в глаза, мадемуазель. Отвечайте же!
На этот упрёк Роза ответила тоном глубокого убеждения (она осмелела от сознания того, что говорит правду):
– О нет, госпожа баронесса! За мной ходило много разных парней, которые были не прочь со мной позабавиться. Никогда бы я их не послушалась… А вот Клодиус – совсем другое дело…
Баронесса сразу же узнала язык страсти. Она закрыла глаза, и перед ней проплыли воспоминания о таких же непреодолимых безумствах. Когда она снова подняла ресницы, лицо её сделалось более снисходительным. Взглядом знатока она оценила эту румяную коротышку.
– Славная кобылка! – сказала она, потрепав её по щеке. – А скажи мне, деточка, этот неотразимый мальчуган собирается на тебе жениться?
– Сам-то Клодиус не прочь, да вот мой отец и Оноре Бродекен никак не хотят договориться, потому как не могут поделить виноградник на южном склоне.
Внезапно маленькая Роза заговорила уверенным тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116