ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Что, неправда разве?
В те времена, про которые я вам рассказываю, Адель Торбайон была пригожей бабёнкой. Она привлекала многих, и мужчины заходили выпить в гостиницу, чтобы поглазеть на неё. По правде говоря, это-то и составило кругленькое состояньице Артюру Торбайону. Он дозволял людям пялиться на свою жену во все глаза. Потому-то его зал был набит людьми до отказа, и каждый вечер Артюр загребал добренький ящик монеты. Он делал вид, что не замечает, как посетители слегка пощупывают супругу. Он не ревновал, потому как редко отпускал её из дому, так что было совсем невозможно довести дело до конца. Нужно сказать, что Артюр был силачом: он умел без всякой натуги поставить на тачку полный бочонок вина. Так что он мог бы раздавить любого замухрышку одним мизинцем. Все считали, что с ним надо держать ухо востро.
Мне сразу показалось подозрительным, что Адель так сильно изменилась. Она перестала шутить с клиентами и даже стала ошибаться себе в убыток, когда давала сдачу. Я давно подозревал, что она горячая бабёнка, хотя вид у неё всегда был спокойный. Но никто и никогда не говорил, что она наставляет Артюру рога. Много ли нужно времени, чтобы баба задрала юбку. Уж если этих чертовок разберёт, так они завсегда отыщут выход на пять минут – туда, на пять минут – сюда, и дело в шляпе. Когда я увидел, что Адель так изменилась, я тут же себе сказал: «Ну, Артюр, на этот раз всё в порядке, ты готов!» В некотором смысле это мне даже доставило удовольствие, потому как восстанавливало справедливость. Ведь согласитесь, сударь, несправедливо это, когда в городке две-три действительно красивые женщины всё время принадлежат одним и тем же, в то время как остальным мужчинам только и остаётся что невесёлая любовь с разными безмясыми и жёсткими бабами… Тут я сразу же отправился на розыски этого сукиного сына, счастливчика, который сумел пришпорить Адель, да так, что я его и не приметил. Я долго не мог понять, в чём дело, пока не увидел, каким манером Адель греет Фонсиманя своими жаркими глазками и как она ему улыбается, когда никто на них не смотрит. Чтобы накрыть ему на стол, она низко наклонялась и ласкала его голову своей славной грудкой, забывая про всех остальных, потому что не хотела потерять ни крошки от своего прохвоста, пока он был там. Когда женщина в таком состоянии, она обо всём признаётся по двадцати раз в день, хотя и не раскрывает рта: любовь из неё истекает, как пот из-под мышек. И всё это у них так напоказ, что мужчины кругом совсем теряют рассудок, хотя порою они сами того не замечают. «Так-так, – сказал я себе, глядя на эту забавную катавасию, – в один прекрасный день всё это кончится печально». И не столько из-за Артюра, сколько из-за Жюдит, которая не желала отдать ни кусочка от своей половины пирога, а ведь как раз Ипполит и был-то её лакомством.
Всё пошло так, как я и предвидел. Моя Жюдит тотчас же разнюхала про всё, что произошло. И вот она стала всё время торчать перед своими дверями. На лице у неё была недобрая мина, и она бросала злобные взгляды по направлению к гостинице. Ясно было, что она не сможет долго удерживать себя и выцарапает глаза сопернице. То и дело она посылала своего дурачка Туминьона разузнать, не видел ли кто её драгоценного Фонсиманя. Вскоре она принялась громко говорить в своём магазине, что Адель, мол, завсегда была такой-сякой и что она, Жюдит, придёт в один прекрасный день в гостиницу и, не стесняясь Артюра, скажет ей прямо в лицо про её шашни. И она подняла такую дьявольскую шумиху, что слухи пошли по всему городку и дошли до ушей Адели. Кое-что услыхал и Артюр. Он сделался очень подозрительным и стал говорить, что если кое-кто отказывает ему в уважении, так и он уважит его по-своему и не выпустит из рук живым. При этом он напоминал историю с человеком, которого он уложил одним ударом как-то ночью, когда возвращался из Вильфранша пешком. Так что Ипполит, испугавшись угроз Жюдит и Артюра, переселился в один из домиков нижнего городка, и Адель осталась одна, разнесчастная, как вдовица. А для Жюдит настали дни торжества: она стала уезжать из города уже не раз в неделю, как раньше, а целых два, и пуще прежнего разъезжать на велосипеде. А Ипполит потихоньку удирал вслед за ней. А Адель не знала, куда девать заплаканные глаза. А весь городок наблюдал за этим делом и за малейшим движением этой тройки.
Но всю правду, о которой я-то давно уже догадался, все узнали попозже, по вине самого Ипполита, который в один прекрасный день нализался и, не удержавшись, стал кричать на всех перекрёстках про то, как они славно забавлялись с Аделью. Оно конечно, ему лучше было бы держать язык за зубами. Но ведь редко бывает, чтобы мужчина не выложил рано или поздно такую историю во всех подробностях. Ведь когда дело сделано, можно ещё получить удовольствие от того, что этим похвастаешь и заставишь людей позавидовать, если, конечно, речь идёт о стоящей бабёнке. А ведь Адель как раз такой и была. Уж если бы она захотела повести себя с клошмерлянами, как жена Потифара из Библии, так она наверняка не сыскала бы среди них ни одного Иосифа. Что до меня, так я не заставил бы себя просить дважды. Я наперёд готов был оказать ей всяческую почесть. Но я её совсем не интересовал. У этой женщины были свои капризы.
* * *
И всё это произошло как раз за три недели до прихода в Клошмерль солдат. За это время Адель немного поуспокоилась, но зато у неё здорово страдало самолюбие. И потом, она уже привыкла к своему Фонсиманю, с которым могла запросто побаловаться, потому как он всегда был у неё под рукой – этажом выше. Он мог скользнуть к ней когда угодно через чёрный ход во дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
В те времена, про которые я вам рассказываю, Адель Торбайон была пригожей бабёнкой. Она привлекала многих, и мужчины заходили выпить в гостиницу, чтобы поглазеть на неё. По правде говоря, это-то и составило кругленькое состояньице Артюру Торбайону. Он дозволял людям пялиться на свою жену во все глаза. Потому-то его зал был набит людьми до отказа, и каждый вечер Артюр загребал добренький ящик монеты. Он делал вид, что не замечает, как посетители слегка пощупывают супругу. Он не ревновал, потому как редко отпускал её из дому, так что было совсем невозможно довести дело до конца. Нужно сказать, что Артюр был силачом: он умел без всякой натуги поставить на тачку полный бочонок вина. Так что он мог бы раздавить любого замухрышку одним мизинцем. Все считали, что с ним надо держать ухо востро.
Мне сразу показалось подозрительным, что Адель так сильно изменилась. Она перестала шутить с клиентами и даже стала ошибаться себе в убыток, когда давала сдачу. Я давно подозревал, что она горячая бабёнка, хотя вид у неё всегда был спокойный. Но никто и никогда не говорил, что она наставляет Артюру рога. Много ли нужно времени, чтобы баба задрала юбку. Уж если этих чертовок разберёт, так они завсегда отыщут выход на пять минут – туда, на пять минут – сюда, и дело в шляпе. Когда я увидел, что Адель так изменилась, я тут же себе сказал: «Ну, Артюр, на этот раз всё в порядке, ты готов!» В некотором смысле это мне даже доставило удовольствие, потому как восстанавливало справедливость. Ведь согласитесь, сударь, несправедливо это, когда в городке две-три действительно красивые женщины всё время принадлежат одним и тем же, в то время как остальным мужчинам только и остаётся что невесёлая любовь с разными безмясыми и жёсткими бабами… Тут я сразу же отправился на розыски этого сукиного сына, счастливчика, который сумел пришпорить Адель, да так, что я его и не приметил. Я долго не мог понять, в чём дело, пока не увидел, каким манером Адель греет Фонсиманя своими жаркими глазками и как она ему улыбается, когда никто на них не смотрит. Чтобы накрыть ему на стол, она низко наклонялась и ласкала его голову своей славной грудкой, забывая про всех остальных, потому что не хотела потерять ни крошки от своего прохвоста, пока он был там. Когда женщина в таком состоянии, она обо всём признаётся по двадцати раз в день, хотя и не раскрывает рта: любовь из неё истекает, как пот из-под мышек. И всё это у них так напоказ, что мужчины кругом совсем теряют рассудок, хотя порою они сами того не замечают. «Так-так, – сказал я себе, глядя на эту забавную катавасию, – в один прекрасный день всё это кончится печально». И не столько из-за Артюра, сколько из-за Жюдит, которая не желала отдать ни кусочка от своей половины пирога, а ведь как раз Ипполит и был-то её лакомством.
Всё пошло так, как я и предвидел. Моя Жюдит тотчас же разнюхала про всё, что произошло. И вот она стала всё время торчать перед своими дверями. На лице у неё была недобрая мина, и она бросала злобные взгляды по направлению к гостинице. Ясно было, что она не сможет долго удерживать себя и выцарапает глаза сопернице. То и дело она посылала своего дурачка Туминьона разузнать, не видел ли кто её драгоценного Фонсиманя. Вскоре она принялась громко говорить в своём магазине, что Адель, мол, завсегда была такой-сякой и что она, Жюдит, придёт в один прекрасный день в гостиницу и, не стесняясь Артюра, скажет ей прямо в лицо про её шашни. И она подняла такую дьявольскую шумиху, что слухи пошли по всему городку и дошли до ушей Адели. Кое-что услыхал и Артюр. Он сделался очень подозрительным и стал говорить, что если кое-кто отказывает ему в уважении, так и он уважит его по-своему и не выпустит из рук живым. При этом он напоминал историю с человеком, которого он уложил одним ударом как-то ночью, когда возвращался из Вильфранша пешком. Так что Ипполит, испугавшись угроз Жюдит и Артюра, переселился в один из домиков нижнего городка, и Адель осталась одна, разнесчастная, как вдовица. А для Жюдит настали дни торжества: она стала уезжать из города уже не раз в неделю, как раньше, а целых два, и пуще прежнего разъезжать на велосипеде. А Ипполит потихоньку удирал вслед за ней. А Адель не знала, куда девать заплаканные глаза. А весь городок наблюдал за этим делом и за малейшим движением этой тройки.
Но всю правду, о которой я-то давно уже догадался, все узнали попозже, по вине самого Ипполита, который в один прекрасный день нализался и, не удержавшись, стал кричать на всех перекрёстках про то, как они славно забавлялись с Аделью. Оно конечно, ему лучше было бы держать язык за зубами. Но ведь редко бывает, чтобы мужчина не выложил рано или поздно такую историю во всех подробностях. Ведь когда дело сделано, можно ещё получить удовольствие от того, что этим похвастаешь и заставишь людей позавидовать, если, конечно, речь идёт о стоящей бабёнке. А ведь Адель как раз такой и была. Уж если бы она захотела повести себя с клошмерлянами, как жена Потифара из Библии, так она наверняка не сыскала бы среди них ни одного Иосифа. Что до меня, так я не заставил бы себя просить дважды. Я наперёд готов был оказать ей всяческую почесть. Но я её совсем не интересовал. У этой женщины были свои капризы.
* * *
И всё это произошло как раз за три недели до прихода в Клошмерль солдат. За это время Адель немного поуспокоилась, но зато у неё здорово страдало самолюбие. И потом, она уже привыкла к своему Фонсиманю, с которым могла запросто побаловаться, потому как он всегда был у неё под рукой – этажом выше. Он мог скользнуть к ней когда угодно через чёрный ход во дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116