В плотной жидкостной среде к оптическому зрению добавилось прощупывание сонаром, и окружающий мир снова обрёл чёткие объёмные очертания.
Кхан размял сфинктерные мышцы ходового сопла и, вытянувшись как струна, сделал на малом ходу несколько кругов по бассейну. Отдохнул он превосходно, пора приниматься за дело.
Вставив компьютерные шунты в гнёзда, он для начала соединился с БарбараКхан. Та ещё спала в своей тесной квартирке, свернувшись калачиком под простынёй.
Ещё раз Кхан проверил цепочку своих рассуждений. Обработав Паттона, этот пси-клон успешно выполнил свою задачу, и надобность в нём отпала. Контролировать её дальше чересчур хлопотно, а оставлять в живых без контроля недопустимо.
Повинуясь воле своего хозяина, проснувшаяся БарбараКхан встала с кровати, побрела на кухню. Порылась в ящике стола, найдя длинный кухонный нож, вернулась в комнату, окинула равнодушным взглядом царивший в ней кавардак: всюду разбросано несвежее бельё, гигиенические прокладки, косметические принадлежности. Она взяла валявшуюся на стуле сумочку, отрезала её тонкий кожаный ремешок и завязала на нём узел, соорудив петлю. Затем, встав на стул, привязала другой конец ремешка к потолочной люстре.
Кхан почувствовал, как тревожно забурлил взбаламученный разум пси-клона, когда петля затянулась на горле. Куцая тень прежней Барбары ещё жила глубоко под спудом, в закоулках подсознания, и она, почуяв неладное, изо всех сил пыталась высвободиться, разжать крепкую хватку чужого сознания.
Из любопытства Кхан чуть ослабил контроль, и до него донёсся сдавленный вопль ужаса и протеста. Бунтующее слабосильное ничтожество собралось в комок, натужилось, тщетно стараясь отторгнуть своего властелина. С тем же успехом прибойная волна могла попытаться обрушить прибрежный утёс.
Некоторое время Кхан забавлялся, постепенно убавляя зажим и предоставляя бьющейся в истерике Барбаре почти полную свободу действий, затем снова брал её в тиски, плющил и скручивал, приводя к полной покорности. Словно бы коралловый червяк, вдавленный брюхом Кхана в ил, копошился под его грузной тушей, а он то приподнимался, то наваливался на добычу всем весом.
Впрочем, он быстро пресытился этой прощальной забавой. БарбараКхан оттолкнула ногами стул, тот упал с резким стуком. Агонизирующее тело закачалось на ремешке, мигом затянувшаяся петля переломила гортанный хрящ. Челюсти клацнули, прокусывая вываленный язык.
До Кхана донеслось эхо дичайшей муки, такой свирепой и многогранной, что заблокировать её оказалось нелегко. Предельно сузив спектр контроля, Кхан удовольствовался режимом наблюдателя и пристально следил за предсмертными корчами пси-клона, особенно заинтересованный тем, как опрастываются кишечник и мочевой пузырь и экскременты стекают по дрыгающимся ногам. Вскоре мозг Барбары, лишившийся притока свежей крови, окончательно погиб; когда её сознание помутилось и угасло, Кхан даже испытал нечто вроде сожаления.
Чтобы добраться до Паттона, пришлось выстроить длинную прихотливую цепочку из пси-клонов. Каждый из них, передав эстафету следующему, подвергался умерщвлению без особых затей. Но то были сплошь самцы, и ощущения юной самки оказались для Кхана внове. Кажется, они даже вызвали в нём некоторую душевную смуту. Да, без сомнения, нечто исподволь разладилось в его психическом устройстве, словно бы между безукоризненно пригнанными движущимися деталями вклинилась досадная случайная песчинка.
Пружинисто оттолкнувшись щупальцами, Кхан поплыл вдоль бортика в дальний конец бассейна, где притулился небольшой продолговатый валун. На его макушке рос миниатюрный садик для медитаций: шесть радужных актиний, три плюмажника, по центру – звездоцвет.
Сосредоточившись на зыблющихся растениях, Кхан предпринял глубокую медитацию, приступая к процедуре очистки зашлакованного сознания. Методично вскрывая слой за слоем, он обнаружил наконец потайную занозу – восхитительное бурное наслаждение, которое БарбараКхан испытала вчера, совокупившись с телом Паттона. Когда она извивалась в оргазме, сладчайшие содрогания её матки привели Кхана в полный восторг. Однако воспоминание пришлось закапсулировать и удалить вместе со всеми его корешками.
Впредь ему надлежало проявлять предельную осторожность и не поддаваться каверзным искушениям. Однако и зарекаться наотрез не стоит, это ведёт к утере ментальной пластичности. Хотя Кхан вовсе не разделял страсть декаподов к безоглядному риску, но тем не менее вдруг ему пришло на ум, что пси-контакт с млекопитающими необычайно притягателен именно в силу своей повышенной опасности.

* * *

– Поешь, – сказала Фатима. – Ну, пожалуйста.
– Не хочу апельсинов, – ответил мальчик.
Он лежал на спине, изучая трещинку в потолке лазарета безучастным взглядом. Белки у него испещрили густые алые прожилки, под глазами залегли сиреневые полукружия.
Фатима бочком присела на койку рядом с ним, держа на весу оранжевую рыхлую дольку.
– А чего ты хочешь? – Она положила дольку на блюдце и отёрла сок с пальцев кусочком расползающегося лигнина.
– Бульбы. Жареной.
– Не надо капризничать, – попросила Фатима преувеличенно спокойным голосом, скатывая влажный лигнин в шарик. – Врач велел тебе давать побольше фруктов.
– А я не хочу их. Надоело. Во рту кисло.
Штукатурку рассекала трещина, похожая на веточку. Словно дерево росло там, наверху, и вдруг просунуло ветку сквозь потолок. Безлистую, осеннюю.
– Я ничего не помню... – проговорил мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70