за ними, как всегда неразлучные, шествовали Гоптро и Феликс. Значит, я не ошибся. Я даже возгордился. Но тут от волнения я поступил совершенно как мальчишка: мне вдруг стало стыдно, сам не знаю чего, и, боясь показаться смешным, я спрятался за кусты. Луиза прошла совсем близко, край ее платья коснулся куста. Я тотчас же понял, какую глупость совершил, повинуясь первому инстинктивному чувству, и бросился напрямик через поля. Когда дамы со своими: спутниками дошли до поворота дороги, я вдруг неожиданно появился перед ними, изобразив как можно естественнее растерянность человека, который, о чем-то замечтавшись, прогуливается в одиночестве.
—- Вы? Какими судьбами? — вскричал Гошро.
Я поклонился, выражая притворное изумление. Раздались удивленные возгласы, все обменялись со мной рукопожатием. Однако Феликс, здороваясь, посмеивался со своим обычным многозначительным видом, а Берта незаметно мне подмигнула, давая понять, что она в заговоре. Все снова тронулись в путь, и некоторое время я шел с ней позади.
— Так вы все-таки явились? — шепнула она, лукаво улыбаясь.
И, не дав мне времени ответить, стала подшучивать над моей влюбленностью. Как хорошо, что во мне еще столько детской непосредственности. Я чувствовал в ней союзницу, мне казалось, что ей и самой было бы приятно подтолкнуть подругу в мои объятия.
— Чему вы смеетесь? — спросил, обернувшись, Феликс.
— Да вот господин Вожлад рассказывает, как он однажды путешествовал с целой семьей англичан, — ответила она, нисколько не смутись.
Гошро, словно не желая, чтобы Феликс мешал мне любезничать с его женой, взял его под руку и удержал возле себя. Теперь я очутился между Луизой и Бертой, и целый блаженный час мы шли так втроем берегом Сены по тенистой дороге. На Луизе было светлое шелковое платье, лицо ее под зонтиком на розовой подкладке словно все светилось теплым и ровным мягким светом. На лоне природы она держалась еще более непринужденно, говорила громко, смотрела мне прямо в глаза, поддерживала Берту, когда та, с настойчивостью, в которой я только потом отдал себе отчет, наводила разговор на всякие игривые темы.
— Да предложите же руку госпоже Нежон! — сказала она мне наконец. — Вы не любезны, вы же видите, она устала.
Я предложил Луизе опереться на мою руку, что она тотчас же сделала. Берта прошла вперед к мужу и Феликсу, и мы остались одни более чем в сорока шагах от спутников. Дорога поднималась по склону холма, и мы теперь шли очень медленно. Внизу, среди полей, расстилающихся, словно зеленый бархатный ковер, текла Сена. На ней виднелся длинный узкий остров, перерезанный двумя железнодорожными мостами, по которым с грохотом, напоминающим отдаленные раскаты грома, проходили поезда. А там, по другую сторону реки, до самого Мон-Валерьена, серые строения которого виднелись на горизонте сквозь золотистую дымку, простирались необъятные возделанные поля. И повсюду вокруг нас, даже в траве, растущей у дороги, был разлит волнующий до слез весенний аромат.
— Вы не скоро возвращаетесь в Бокэ? — спросила Луиза.
Я не мог предвидеть, что она скажет дальше, и по глупости ответил: «Нет».
— Жаль,— сказала она, — на будущей неделе мы едем в Мюро, поместье мужа, оно как будто находится в двух лье от вас; муж хотел вас пригласить.
Я что-то пролепетал, сказал, что отец, может быть, захочет видеть меня раньше, чем я полагаю. Мне показалось, будто она сильнее оперлась на мою руку. Может быть, она намекала мне на свидание? Легкомысленно судя об этой парижанке, такой утонченной и самоуверенной, как о женщине свободных нравов, я тотчас же вообразил себе целый роман, нежную связь на лоне природы, месяц любви под сенью лесов. Конечно же, так оно и есть, ей нравится во мне моя деревенская неиспорченность, и она хочет, чтобы наш роман развивался в деревне, в привычной для меня обстановке.
— Да, я должна побранить вас, — вдруг сказала она топом заботливой матери.
— За что же? — пробормотал я.
— А вот за что; ваша тетушка говорила со мной о вас. Вы почему-то не хотите принять от нас никакой услуги. Это очень меня обижает. Почему вы отказываетесь?
Я снова смутился. Я уже готов был признаться ей в любви, крикнуть: «Да потому, что люблю вас!» Но, словно понимая, что я хочу сказать, и не желая, чтобы я говорил, она остановила меня движением руки. А затем, смеясь, продолжала:
— Если уж вы так щепетильны, что хотите непременно ответить услугой на услугу, что ж, вы можете нам помочь на выборах в Гоммервиле. Вы ведь знаете, что там предстоят выборы члена департаментского совета. Муж баллотируется, но боится — а вдруг не пройдет. В его положении это было бы очень неприятно... Вы могли бы помочь.
В жизни не видел более очаровательной женщины! Историю с выборами я счел всего лишь остроумным предлогом, придуманным ею, чтобы видеться со мною в деревне.
— Ну конечно, помогу! — ответил я, смеясь.
— Но только так: если с вашей помощью мужа выберут, он, в свою очередь, вам поможет.
— По рукам.
— Идет, по рукам.
Она подставила мне свою маленькую ладонь, и я шлепнул по ней своею. Мы оба дурачились. Но мне это казалось таким восхитительным! Деревья остались позади, теперь дорога проходила по гребню холма, по солнцепеку, и мы молча шли, разомлев от жары. Но увы, наше трепетное молчание было нарушено подошедшим Гошро. Этот болван услышал, что мы упомянули в разговоре о департаментском совете, и больше уж не отставал от меня, без конца рассказывал о своем дяде, намекал, что очень бы хотел познакомиться с моим отцом. Наконец мы все-таки добрались до ипподрома. Все мои спутники остались от скачек в восторге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152