Но Гектор клятвенно заверил ее, что свиньи — добрейшие существа. И теперь ее забавляла их озабоченная суетня в час кормежки; а после дождя ее восхищало их шелковистое розовое платье, свежее и нарядное, как бальный туалет. Гуси тоже ее занимали. К помойке в конце одной улочки часто сходились с разных сторон два стада гусей. Щелкая клювами, они точно здоровались друг с другом; сбившись в кучу, вместе выуживали овощные очистки. Иногда большой гусак забирался на верх мусорной кучи и, расставив лапы, вытянув шею, раскрыв свой желтый клюв и выпятив пушистое белое брюшко, величаво возвышался там в царственном спокойствии и взирал круглым глазом на остальных гусей, а те, выгнув шею, с хриплым гоготанием копались в земле. Затем, испустив внезапно крик, вожак сходил вниз, и все стадо следовало за ним; гуси вытягивали шеи в одну сторону и, переступая с лапы на лапу, тянулись за ним медленно, как хворые. Если мимо пробегала собака, они сердито шипели и еще больше вытягивали шеи. Эстелла, хлопая в ладоши, наблюдала за величественным шествием двух отрядов; гуси важно возвращались домой, словно их призывали серьезные занятия. После полудня свиньи и гуси, точно люди, отправлялись купаться на пляж, и это тоже было очень забавное зрелище.
В первое же воскресенье Эстелла решила пойти в церковь. В Париже она этого не делала. Но в деревне обедня была своего рода развлечением, предлогом людей посмотреть и себя показать. В церкви она увидела Гектора с огромным молитвенником в потрепанном переплете. Оторвав взгляд от книги, он смотрел на Эстеллу, лицо его оставалось серьезным, но в глазах сияла улыбка. На паперти он предложил ей руку, и они прошли по маленькому кладбищу, окружающему церковь. А во второй половине дня, когда кончилась вечерня, Эстеллу ждало еще одно развлечение: крестный ход к распятию в конце деревни. Впереди шел крестьянин, он нес затканную золотом шелковую фиолетовую хоругвь на красном древке. Затем двумя длинными вереницами тянулись женщины. В центре, распевая во весь голос, шли священнослужители, кюре, викарий и наставник из соседнего замка. И, наконец, за белой хоругвью, которую держала в загорелых руках рослая девица, плелась, громко топая деревянными башмаками, толпа прихожан, похожая на разбредшееся стадо. Когда крестный ход шел мимо гавани, хоругви и белые чепцы женщин выделялись на фоне ослепительно-голубого моря; и это неторопливое шествие с изумительной четкостью вырисовывалось на солнце.
Кладбище растрогало Эстеллу. Вообще она не любила ничего навевающего печаль. В день приезда она содрогнулась при виде могил под своим окном. Церковь находилась близ гавани и была окружена могильными крестами, протянувшими свои руки к водным и небесным просторам; а по ночам в непогоду ветер с открытого моря завывал в лесу почерневших крестов. Но этот уголок недолго вызывал у Зстеллы грусть, — маленькое кладбище было таким уютным и милым. Казалось, мертвые улыбаются там в близком соседстве с живыми. Кладбище, обнесенное низкой стеной, высотой по грудь, раскинулось в центре Пирьяка, на самой дороге, и поэтому люди без всякого стеснения перелезали через стену и шли по дорожкам, терявшимся в высокой траве. Дети играли на кладбище, весело прыгали через гранитные надгробия. Кошки, свернувшиеся клубком под кустами, внезапно выскакивали и принимались гоняться друг за дружкой. Часто там раздавалось любовное мяуканье и мелькали силуэты взъерошенных котов, помахивающих длинными хвостами. Кладбище было прелестным уголком, оно все заросло буйной травой, гигантским укропом с широкими желтыми зонтиками, который отличался таким резким запахом, что после жарких дней, когда ветром тянуло с могил, весь Пирьяк благоухал укропом. А ночью от кладбища веяло покоем, как от мирно спящей деревни; его можно было принять за тихую, уютную поляну. Во мраке терялись кресты, запоздавшие прохожие присаживались на гранитные скамьи у стены, а море перед ними катило свои волны, и ветерок приносил соленые брызги.
Однажды вечером, когда Эстелла возвращалась домой в сопровождении Гектора, ей захотелось пройти по этому пустынному полю. Г-н Шабр нашел ее затею романтичной и в знак протеста свернул на набережную. Дорожка была настолько узкой, что Эстелле пришлось оставить руку молодого человека. Ее юбка шуршала, задевая высокую траву. Укроп издавал одуряющий запах, и разомлевшие от любви кошки не спасались бегством при звуке шагов. Когда молодые люди вступили в тень, отбрасываемую церковью, Эстелла почувствовала у себя на талии руку Гектора и вскрикнула от испуга.
— Что за нелепость! — сказала она, когда они миновали церковь. — Мне почудилось, что меня уносит привидение.
Засмеявшись, Гектор попытался найти объяснение:
— Это ветка или зонтик укропа хлестнули вас по юбке.
Они остановились, разглядывая кресты на могилах; и затем, взволнованные, растроганные глубоким покоем смерти, пошли дальше, не обменявшись больше ни словом.
— Ты испугалась. Я слышал, как ты вскрикнула, — сказал г-н Шабр. — И поделом тебе!
Ради развлечения во время прилива они ходили смотреть, как пристают лодки с сардинами. Когда какой-нибудь парус направлялся к гавани, Гектор указывал на него супругам. После шестой лодки г-н Шабр заявил, что ему надоело это однообразное зрелище. Эстелла, напротив, не чувствовала скуки и с каждым разом находила все больше удовольствия в прогулках к морю. Иногда приходилось спешить. И тогда Эстелла быстро бежала по молу, перескакивая через трещины между большими, разошедшимися каменными плитами, подхватив, чтобы не упасть, рукой юбку, которая раздувалась от ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152