Джозефина сохранила мою тайну…Сент подал Филиппу листки, покрытые четким почерком.— Возьмите это письмо; выйдите на воздух, прочитайте его и вернитесь через полчаса. Мне нужно подумать.Филипп взял письмо, а Петер Сент, шатаясь, вернулся к своей кровати.— Идите же, — повторил он, видя, что Вей колеблется. — Идите.Филипп читал письмо за хижиной, в том месте, где Петер Сент сложил дрова. По временам его душа замирала от печали, по временам же ее наполняло странное радостное волнение. Прочитав первую страницу, Вей понял, почему Джозефина послала его с письмом на Север. Вот уже около семи лет она знала о невиновности Петера в том поступке, который заставил ее решиться на разлуку с ним. Невероятная случайность — встреча с сообщницей человека-змеи и разговор с ней — открыла ей все.Ее любовь дышала из каждого слова, которое читал Филипп; она приковывала себя к позорному столбу за те ужасные безумные часы, во время которых потеряла веру в своего мужа, и с отчаянием мысленно к нему простирала руки. Тем не менее она откровенно говорила Петеру, что обещала великую награду человеку, доставившему ей единственный шанс на счастье. Она сознавалась, что по приговору Петера Сента воспользуется правом на свободу, которую ей давала его гражданская смерть, и станет женой Вея. Пусть Петер Сент решит, как она должна поступить.Филипп дважды прочитал странное письмо и позавидовал человеку, лишившемуся прав.Тридцать минут прошли. Вей снова вошел в хижину. Петер Сент сделал ему знак сесть на стул подле кровати.— Прочитали? — с сильным волнением спросил он.Филипп утвердительно кивнул головой; говорить он не мог. Петер Сент понял это. Его лицо раскраснелось больше прежнего, глаза сверкали лихорадочным огнем, но голос не дрожал.— Мне стало хуже, Вей, — сказал он, — моя голова раскалывается от боли. Однако я в полном сознании. Вернитесь к ней, скажите ей, что Петер Сент умер.Единственным ответом Филиппа был прерывистый вздох.— Так будет лучше, — продолжал Петер. — Я люблю ее, Вей, и только грезы о ней позволили мне не умереть. Она хочет ко мне приехать, но это невозможно. Закон никогда не простит мне попытку убить человека-кобру. Мне пришлось бы скрыться, скрываться всю жизнь. И кто знает, меня могут поймать. Остается одно… Вернитесь к ней, скажите, что Петер Сент умер, и сделайте ее счастливой, если сможете…Впервые что-то проснулось в душе Филиппа и пересилило его любовь к Джозефине.— Она хочет быть с вами, — сказал он. — Она хочет этого… И полиция никогда не найдет вас! Вы прятались семь лет… и, Бог видит, я никогда не проговорюсь. Вас не найдут. Но если бы даже и нашли — разве вы не будете вместе с Джозефиной?Петер Сент протянул ему руку.— Теперь я знаю, что мне нечего бояться за нее, — глухо выговорил он.— Вы благородный человек, Вей. Уходите. Она не может жить этой суровой жизнью. Она погибнет здесь. Подумайте о здешней зиме, о лающих лисицах.Филипп бросился к кровати, потому что Петер Сент упал на нее, как мертвый.Потянулись тяжелые часы, дни. Петера мучила лихорадка, бред. Филипп изо всех сил старался сохранить жизнь в теле человека, который открыл для него доступ к счастью; ведь по мере того, как проползали дни, он начинал все больше и больше считать Джозефину своей.Пятнадцать дней Вей и Петер Сент боролись с красной смертью. На шестнадцатый — Филипп понял, что они победили. И в этот день он пробежал на лыжах много миль и застрелил дикую козу. К вечеру Вей шел домой с добычей на плечах. И вдруг шагах в трех от хижины внезапно остановился. Он прислушался. Где-то впереди повизгивали и ворчали упряжные собаки, трещал бич, раздавался крик. Он ничего не мог понять. Сбросив освежеванную дичь, Филипп быстро помчался на лыжах. На южной окраине открытой долины он снова остановился. Как раз против него была хижина Сента. Справа, ближе к лесу, скользили сани, запряженные собаками, в них сидел погонщик. Между санями и хижиной двигался кто-то в капюшоне и в дохе; этот «кто-то» бежал по направлению к сигналу опасности, который все еще развевался на вершине молодой елки.Филипп догнал закутанную фигуру подле дверей хижины. Его рука схватила ее за рукав. Фигура повернулась, и он увидел бледное лицо Джозефины.— Боже мой! — воскликнул он.Она обеими руками схватила его за плечи и заговорила таким голосом, какого он никогда не слыхал у нее.— Я послала вам письмо. Оно вас не застало. Как только вы уехали, я поняла, что мне следует отправиться за вами и лично сказать ему все, что я написала. Я старалась догнать вас, но не могла. О боже, вы простите меня, простите…Она повернулась к двери, Филипп удержал ее.— Это оспа, — сказал он.— Я знаю, — ответила она. — Погонщик собак объяснил мне, что значит красный лоскут. И я рада, рада, что успею сказать ему, как он мне нужен. А вы, вы должны простить…Джозефина вырвалась из его рук. Дверь открылась и закрылась за нею. Еще мгновение, и Филипп услыхал два восклицания, голоса мужчины и женщины. Он повернулся и пошел обратно в лес.Хотя его последняя надежда умерла, и все в мире для него померкло, Филипп чувствовал, что его горе смягчается от странного удовлетворения, от радости при мысли, что из многих лет печали для этих двоих людей выросло счастье.Он знал, что темные крылья смерти не веют больше над хижиной Петера Сента, что великая радость превратит для этих страдальцев быстро надвигавшуюся арктическую зиму в сияющий рай.

1 2 3 4 5