– Кто у вас в городе лучший паяльщик?
– Я буду лучший. Никому не уступлю во всей Айове.
– Погодите! Вы знаете, кто я?
– Ясное дело. Вы Баффем.
– У меня радиатор разбит всмятку. Надо все спаять. Работы часов на шесть, но мне надо, чтобы было сделано за час. Вот в той скобяной лавке не найдется ли паяльщика еще получше, чем вы?
– Да-да, пожалуй, старик Фрэнк Дитерс будет и получше моего.
– Зовите его и сами идите и принимайтесь за работу. Пусть каждый берется со своей стороны. Рой Бендер – вот он вам все покажет. – Рой уже снимал радиатор. – Помните: один час! Поторопитесь! Заработаете кучу денег…
– Деньги тут ни при чем!
– Спасибо, старина. Ну, а я пока вздремнул бы часок. Где тут у вас можно заказать междугородный разговор? – Он зевнул.
– Через улицу, у миссис Риверс. Там потише будет, чем в гараже.
На той стороне улицы стоял дом – низкая квадратная коробка с восьмигранной башенкой на крыше. Перед домом был дворик, заросший высокой травой и старыми яблоньками-китайками. У калитки Баффем увидел невысокую строгую даму в очках и в переднике и девушку лет двадцати пяти. Он дважды посмотрел на девушку и все же не мог бы точно сказать, что отличает ее от всех остальных женщин, которые, смеясь и толкаясь, высыпали на улицу разглядывать прославленный автомобиль.
Она выделялась. А между тем она была обыкновенного роста и вовсе не такая уж красавица. Она была изящна, и черты ее были тонкими, как старая гравюра: точного рисунка, хотя и мягкий подбородок, римский нос – женственный прелестный вариант римского профиля. Но отличала ее среди всех, решил Баффем, надменная осанка. Девушка, стоявшая у калитки, смотрела невозмутимо и свысока, точно холодная далекая луна в зимнем небе.
Он перешел через улицу. Он не сразу нашелся, что сказать.
– Надеюсь, никто не пострадал? – вежливо осведомилась она.
– Да нет, нужен только небольшой ремонт.
– Почему же все как будто так взволнованы?
– Но ведь… дело в том… я ведь Дж. Т. Баффем.
– Мистер… Баффем?..
– Вы, верно, никогда и не слышали обо мне?
– А разве… я должна была слышать? – Она смотрела на него серьезно и словно сокрушалась о собственной нелюбезности.
– Да нет. Просто… те, кто интересуется автомобилями, обычно меня знают. Я гонщик. Веду пробег Сан-Франциско – Нью-Йорк.
– Вот как? Из конца в конец за… дней за десять, наверное?
– За четыре. Максимум – за пять.
– И будете через два дня на Востоке? Увидите… увидите океан?
В ее голосе прозвучала зависть и тоска, а глаза устремились вдаль. Но в следующее мгновение она уже опять была в Апогее, штат Айова, и говорила, обращаясь к большому человеку в запыленной кожаной одежде:
– Мне стыдно, что я о вас не слыхала. Дело в том… У нас ведь нет автомобиля. Надеюсь, вам быстро все починят. Не могли бы мы с мамой угостить вас стаканом молока?
– Я был бы признателен, если бы вы позволили мне позвонить по вашему телефону. Там у них так шумно…
– Разумеется! Мама, это мистер Баффем, он совершает трансконтинентальный автопробег. Ах, да, меня зовут Ориллия Риверс.
Баффем неловко поклонился на обе стороны сразу. Он последовал за стройной спиной Ориллии Риверс. Лопатки у нее совсем не торчали и все-таки были видны под тонкой шелковой тканью. Казалось, синий шелк жил вместе с теплым танцующим телом, которое он обтягивал. Нет, в своей наигранной степенности она оставалась очень юной.
После торопливого стука молотков и гаечных ключей, после говора любопытной толпы он вдруг почувствовал, что здесь царит покой. Кирпичи, которыми была выложена садовая дорожка, давно истерлись и стали блекло-розовыми, и на них трепетали тени сиреневых кустов. Дорожка вела к старой-престарой садовой скамье в увитой диким виноградом беседке, полной сумрака и воспоминаний о долгих, мирных прошедших годах. В краю новеньких домов, красных кирпичных амбаров и бескрайних ослепительных полей это воспринималось, как древняя волшебная старина.
А на крыльце дома лежал выбеленный временем китовый позвоночник. Баффем слегка растерялся. Он так много и так быстро ездил, что должен был каждый раз подумать минутку, чтобы сообразить, где он находится: на Западе или на Востоке. На ведь сейчас… ну да, он в Айове. Конечно! Однако китовый позвонок говорил о Новой Англии. О Новой Англии говорила и большая морская раковина, и старый стол красного дерева в просторной прихожей, и узкая ковровая дорожка, по которой мисс Риверс вела его к телефону – аппарату старинного образца, висевшему на стене. Баффем смотрел, как мисс Риверс деликатно удалилась и, пройдя прихожую, вышла через широко распахнутую заднюю дверь прямо в цветник, пестревший красными гвоздиками, анютиными глазками и петуниями.
– Междугородную, пожалуйста.
– Я здесь одна и за междугородную, и за городскую, и…
– Отлично. Говорит трансконтинентальный гонщик Баффем. Соедините меня с Детройтом, штат Мичиган, автомобильная компания «Мэллард», кабинет директора.
Он ждал десять минут. Он присел на край старомодного кресла, чувствуя себя большим, неуклюжим и возмутительно грязным. Потом отважился встать с кресла и, стыдясь грохота собственных шагов, заглянул с порога в гостиную. В нише у окна там было устроено нечто вроде святилища. Над подлинным допотопно старинным диваном, обитым рогожей из настоящего конского волоса, висели на стене три картины. В центре был довольно приличный портрет маслом, изображавший типичного жителя Новой Англии в 50-х годах прошлого века, – бакенбарды, суровое ровное чело, римский нос, строгий треугольник белой манишки. Справа от портрета висела акварель: на фоне серого песка, синего моря и рыбачьей лодки на берегу – дом с белыми дверьми, узкими карнизами и невысокими окошками.
1 2 3 4 5 6