Но сам эдил не сел, он беспокойно мерил шагами зал. На нем была шитая серебром и золотом туника, а подбитая соболем парадная мантия висела на перекладине возле кресла.
В комнате находился еще и четвертый человек. Он стоял в тени у небольшой дверцы, которая вела к лестнице в личные покои эдила. Это и был чиновник, направленный из Иза для исполнения приговора. Йама наблюдал за ним краем глаза. Он видел высокого стройного мужчину в простой домотканой тунике и серых бриджах. Туго натянутая кожа на голове и лице была черной, но слева, как у барсука, тянулась белая полоса.
Завтрак в это утро Йаме принесли прямо в комнату, и потому он только сейчас смог разглядеть пришельца. Он уже слышал от конюхов, что офицер сошел на берег с обычного луггера, из оружия – только тяжелый, обитый железом посох, а из багажа – скатка одеяла за спиной; но эдил пал перед ним ниц, словно он был восставшим из вечности Иерархом.
– Я так понимаю, он не ожидал, что явится такой высокий чин из Комитета Общественной Безопасности, – рассуждал камердинер Торин.
Но чиновник не выглядел ни палачом, ни вообще какой-нибудь важной персоной. Он вполне мог быть одним из тысяч обыкновеннейших писцов, тупивших перья в глубинах Дворца Человеческой Памяти и неразличимых, как муравьи.
Эдил стоял перед одним из четырех огромных гобеленов, украшающих стены зала. На нем изображалось заселение мира. Растения и животные дождем сыпались из огненного рога на голую землю, рассеченную серебристыми петлями рек. В воздухе порхали птицы, маленькие группы нагих мужчин и женщин различных рас стояли на островках облаков, скромно прикрывая гениталии и груди.
Йаме всегда нравился этот гобелен, но теперь, после разговоров с кураторами Города Мертвых, он понимал, что это – всего лишь сказка. Казалось, что после его возвращения все в замке переменилось. Дом выглядел меньше, сады – заброшенными, люди занимались своими мелкими делами, погрязнув в ежедневной рутине, как крестьяне, гнущие спины на рисовых полях; они не замечали великих событий большого мира у себя над головой. Наконец эдил обернулся и проговорил:
– Я всегда намеревался определить тебя учеником в свой Департамент, Йама, и я не изменил решения. Возможно, ты еще слишком молод для полноценного ученичества. Но я возлагаю на тебя очень большие надежды. Закиль говорит, ты – самый лучший из всех его учеников, а сержант Роден утверждает, что через пару лет ты превзойдешь его в стрельбе из лука и фехтовании. Хотя и добавил, что верховая езда еще требует совершенствования.
Я знаю, в тебе есть решимость и честолюбие, Йама. Думаю, ты добьешься большой власти в Департаменте. Ты не моей крови, но ты – мой сын, теперь и всегда. Разумеется, я бы предпочел, чтобы ты остался здесь, пока не наступит возраст официального посвящения в ученики, но обстоятельства складываются так, что, оставшись здесь, ты будешь подвергаться большой опасности.
– Я ничего не боюсь в Эолисе.
Но Йама возразил лишь из упрямства. Его уже заворожила перспектива отряхнуть со своих ног пыль этого сонного продажного городишки. В Изе имелись архивы, хранящиеся с первых лет Слияния. Беатрис так и сказала. Она и Озрик показали ему пластину, на которой проявлялось изображение предка его расы. В Изе он, возможно, сумеет узнать, кто был этот человек. А вдруг там живут люди его расы? Все, все может случиться! В конце концов, он же прибыл из Иза, это река отнесла его вниз по течению. Хотя бы по этой причине он был бы счастлив отправиться в Из, однако Йама более чем когда-либо сознавал, что не сможет стать чиновником. Но сказать это отцу он, разумеется, не мог.
Эдил сказал:
– Я горжусь твоими словами и твоим искренним убеждением, что ты никого не боишься, я полагаю, ты сам в это веришь. Но ты не можешь провести всю жизнь, оглядываясь по сторонам, Йама, а именно так и придется поступать, если ты останешься здесь. Когда-нибудь, рано или поздно братья Луда и Лоба захотят утолить свою жажду мщения. То, что они являются сыновьями констебля Эолиса, не уменьшает, а скорее увеличивает вероятность такого развития событий, ибо если бы один из них тебя убил, он не только удовлетворил бы семейную жажду чести, но и восторжествовал над собственным отцом.
Тем не менее я больше опасаюсь не жителей нашего города. Доктор Дисмас скрылся, но он может вознамериться вновь осуществить свой план или же продать информацию кому-нибудь другому. В Эолисе ты – чудо из чудес, а в Изе – средоточии всех чудес света – все будет иначе. Здесь я повелеваю всего лишь тремя десятками солдат, там ты будешь в самом центре нашего Департамента.
– Когда я должен отправляться?
Эдил стиснул ладони и склонил голову. Поза его выражала смирение.
– Ты отправишься с префектом Корином, когда он закончит здесь свои дела.
Стоящий в тени человек поймал настороженный взгляд Йамы.
– В подобных случаях, – сказал он негромко, – не рекомендуется задерживаться после выполнения предписанных обязанностей. Я убываю завтра.
Нет, этот человек, префект Корин, вовсе не выглядел палачом, однако он уже навестил Лоба и владельца таверны, которые после суда содержались в подземной темнице замка. Их должны сжечь на костре этим вечером, а пепел развеять по ветру, чтобы у семей не осталось памяти о них, а их души не нашли покоя до тех пор, пока Хранители не воскресят мертвых при конце света. С самого дня суда сержант Роден натаскивал своих людей. В случае беспорядков он не мог полагаться на помощь констебля и городской милиции. Все доспехи начищены, оружие наточено. Паровая повозка была повреждена при осаде башни доктора Дисмаса, и теперь пришлось выделить обычный фургон, чтобы доставить приговоренных из замка к месту казни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107