Самый что ни на есть превысший среди истинных православных христиан.Зинаиде Васильевне, рассказывала она сама, давали комнату в новом доме. Она отказалась, привыкла, мол, к своему домику, к своей улице. Таня не очень поняла причину отказа. Теперь понятно. Комнатушка Зинаиды Васильевны на отлете. Дом старый, лестнички, клетушки, мезонины. Вход прямо с лестничной площадки: незаметно придешь, незаметно уйдешь. Вот и сейчас Таня прошла, никто не видел. Она часто заходит теперь после школы.Постучалась. Должно быть, пришла не вовремя.— Кто там?Ответила. Молчание. И опять:— Кто там?Прячутся!Наконец дверь открылась:— Ах, это ты, Танюша… Заходи, заходи. А мне в Бескудниково надо. Проводишь меня?…Мешает сейчас Таня. Но Зинаида Васильевна действительно собралась уходить. Может, и она мешает? Бог ведает, кто сейчас скрылся в чуланчике. Но с Таней Зинаида Васильевна ласкова. И вот они едут в Бескудниково.Как ни смешно, но у Тани ни копейки. Уходя, не догадалась взять хоть сколько-нибудь мелочи.— Не стесняйся, Танюша, я заплачу.— Что вы, Зинаида Васильевна, за благодетельница?— А я и есть благодетельница.Долго едут в автобусе. Приезжают в Бескудниково, идут мимо больших домов, сворачивают в проулок. Вдоль заборов торчат кусты бурого репейника. Останавливаются у калитки.— Подожди, Танюша, дельце у меня сюда…Зинаида Васильевна доверяет Тане, считает, видно, своей. В палисаднике домик. Зинаида Васильевна скрывается в нем и тут же возвращается.— Вот и все.Выходят к станции, идут вдоль железнодорожного полотна.— Давай походим, мне домой часам к семи, не раньше.Переходят полотно. Пригородный голый лесок. Березки, рябинки, тополя. Зеленеют одни елочки.— Хорошо? Весна! А я, Танюша, и впрямь благодетельница: благодетельствую истинным христианам, поддерживаю странников.— А вам-то какая корысть?— Христу служу, ноги господу омываю…— Добрая вы…— Тебе, Таня, тоже путь в странство, слаба ты для мира, беги его…Почки на деревьях набухли, вот-вот прорвутся, дышит теплом ветерок, овевает запахами сырой земли. Обволакивают Таню ласковые слова, непонятное безволие овладевает ею. Зинаида Васильевна права, до чего же легко идти: ветерок, тепло, тихо…Проносится мимо электричка, и Таня приходит в себя.— Нет, Зинаида Васильевна, разве можно оставить маму?— Как знаешь, как знаешь…Возвращаются в Замоскворечье. Прежде чем отпереть дверь, Зинаида Васильевна стучится каким-то условным стуком. В комнате никого. Зинаида Васильевна подталкивает гостью к потайной двери:— Поди, поди, помолись.У Тани будто привычка уже — зайти в чуланчик, посидеть в полутьме, помечтать, поделиться мыслями с богом. Она теперь каждый раз заходит в свой тайничок.Но сегодня она здесь не одна.— Пришла, дочка?Старейший преимущий!— Помолись, помолись…Тянет ее руку книзу. Он очень старый, «лет сто ему», говорит Зинаида Васильевна, но силы в нем много, прикоснется — и невозможно противиться: руки как железные. Таня сама не замечает, как становится на колени.— Молись…Отец Елпидифор кладет ей на голову руку, и странное ощущение наполняет Таню. Будто это она и не она, от всего она будто отрешена, и ничто, ничто ей не нужно.— Господи… Господи… — твердит она, убаюкивая себя жалобными словами. — Прости. Помоги. Спаси…Таня не очень хорошо отдает себе отчет, чего она просит у бога. Она уже не принадлежит себе, она сделает все, что прикажет ей этот неизвестно откуда взявшийся загадочный древний старик.Таня не может объяснить, зачем ходит она к Зинаиде Васильевне. Что тянет ее в темный и душный чуланчик? Тайна, которая связала ее по рукам и ногам?…Зинаида Васильевна не смотрит на Таню.— Уходит отец Елпидифор!— А я?Таня сама не знает, как это у нее вырвалось.Как же она останется без отца Елпидифор а? Кто поможет сосредоточиться в молитве, пожалеет без слов, утешит, не выслушав жалоб?…— Проси. Проси, чтобы взял с собой.— Куда?— В странство.Страшно и соблазнительно погрузиться в таинственный мир, исчезнуть в царстве сказок и приключений, уплыть, как капитан Немо, в глубины неведомого Океана…— А он возьмет?— Глупая! Проси. А возьмет или не возьмет…Сто лет отцу Елпидифору. Восемьдесят из них он провел в странстве. Без документов, без денег, без дома. Еще мальчиком принял истинную веру, искусен был в богословских спорах, тверд на своем. Его преследовали, ссылали в Соловецкий монастырь, сидел в тюрьмах — и в царской, и в советской, — скрывался в самых потаенных местах, всем истинным христианам стал примером благочестия и ревности к вере. На соборе в Новосибирске избрали Елпидифора главою всех истинно православных христиан.Снаружи стучат: один удар, пауза, два удара, пауза, еще два удара…— Инок Елисей и мать Раиса…Зинаида Васильевна не ошиблась.Елисей ничем не похож на инока, в пиджачке, в картузе — мастеровой и мастеровой, разве несколько старомоден.Раиса недовольно взглядывает на Таню и обращается к Зинаиде Васильевне:— Собрался?Все смотрят на поношенные платья, которыми замаскирован тайник, но никто не осмеливается потревожить старца, все молчат.Елисей громко вздыхает:— Золотые минуты.Зинаида Васильевна вопросительно глядит на Елисея.— Машину наняли, ждет на углу, — поясняет тот. — Счетчик дело знает…Таня сдерживает улыбку: Соловки, тюрьмы, глухомань и… такси!Но вот из-за старых юбок появляется старейший.Высокий, худой, костистый, с пронзительным взглядом, он напоминает какого-то феерического профессора из сказочного спектакля: на голове бесформенная шапка, напяленная на черную скуфейку, на плечах черная ряска и накинутое поверх старомодное пальто вроде крылатки.Старец ни на кого не смотрит, все заранее обговорено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52