Возлагать все надежды на съезд могут только безнадежные глупцы, ибо ясно, что Совет сорвет всякий съезд, сорвет еще до созыва. Поймите меня хорошенько, ради бога: я не предлагаю бросить агитации за съезд, отказаться от этого лозунга, но только ребята могут ограничиваться теперь этим, не видя, что суть в силе. Пусть резолюции о съезде сыпятся по-прежнему (почему-то объезд М.Н. не дал ни одного повторения резолюции, это очень и очень жаль), но не в этом гвоздь, неужели можно не видеть этого? ОК или бюро большинства необходимо, но без органа это будет жалкий нуль, одна комедия, мыльный пузырь, который лопнет с 1-ым провалом. Во что бы то ни стало орган и деньги, деньги сюда, зарежьте кого хотите, но давайте денег. Организационный комитет или бюро большинства должно дать нам полномочия на орган (поскорее, поскорее) и объезжать комитеты, но если бы ОК вздумал сначала поднять «положительную работу» и отложить пока орган, то нас зарезал бы именно такой идиотский Организационный комитет. Наконец, издавать что-либо в России, входить хоть в какие ни на есть сделки с поганой сволочью из ЦК значит уже прямо предательствовать. Что ЦК хочет разделить и раздробить русских и заграничных большевиков, это ясно, это его давний план, и только самые желторотые глупцы могли бы попасться на эту удочку. Затевать орган в России при помощи ЦК — безумие, прямое безумие или предательство, так выходит и так выйдет по объективной логике событий, потому что устроители органа или популярного органа окажутся неминуемо одураченными всякой паскудной гнидой вроде Центрального Комитета. Я это прямо предсказываю и заранее махаю рукой совершенно на таких людей.
Повторяю: в первую голову должен идти орган, орган и орган, деньги на орган; расход денег на иное есть верх неразумия теперь. Рахметова надо немедленно вытащить сюда, немедля. Объезжать комитеты надо прежде всего для корреспонденции (это непростительно и позорно, что до сих пор мы не имеем корреспонденции!! это прямо позор и зарез дела!!), а вся агитация на съезд должна быть лишь попутным делом. С ЦК все комитеты большинства должны немедленно порвать фактически, перенося все сношения на ОК или бюро большинства; этот ОК должен немедленно выпустить печатное извещение о своем образовании, немедленно и обязательно опубликовать это.
Если мы не устраним этого начинающегося разброда большинства, если мы не столкуемся об этом и письменно и (главное) свидание с Рахметовым, тогда мы все здесь прямо махнем рукой и бросим все дело. Если хотите работать вместе, то надо идти в ногу и сговариваться, действовать по сговору (а не вопреки сговора и не без сговора), а это прямо позор и безобразие: поехали за деньгами для органа, а занялись черт знает какими говенными делами.
Я выступаю на днях печатно против ЦК еще решительнее. Если мы не порвем с ЦК и с Советом, то мы будем достойны лишь того, чтобы нам все плевали в рожу.
Жду ответа и приезда Рахметова".
В три пары глаз прочитывают они письмо и снова возвращаются к нему. Ленин сердится, да какой там сердится — ругается!
Литвинов испытующе смотрит на Богданова:
— Так как же, Александр Александрович?
Богданов краснеет от волнения.
— Надо ехать.
— Вот то-то!
Письмо мало радует, Ленин упрекает всех троих в том, что они отвлеклись от основной поставленной перед ними задачи.
Литвинов опять смотрит на Богданова.
— А вообще?
— Надо подумать, — сумрачно отвечает Богданов. — Пусть каждый все обдумает, а завтра соберемся и посоветуемся.
Землячка смотрит на своих товарищей… И на них и на себя она смотрит как бы со стороны. Состоят они в одной партии, объединены одним делом, стремятся к одной цели, а какие же они разные люди…
По возрасту они все — сверстники. Только Голубева старше, четыре с половиной десятка у нее уже за плечами и тридцать лет из них посвящены опасной конспиративной работе. Убеждения у нее твердые, она стойкая большевичка, техник великолепный. Вот и сегодня — получила письмо, собрала всех, кого оно касается, и все сделает, чтобы выполнить полученные указания…
Самой Землячке столько же лет, сколько Литвинову — двадцать восемь, Богданову тридцать один, да и Ленину всего тридцать четыре…
Но вот поди ж ты! Насколько Ленин мудрее. Его партийная кличка говорит о многом: «Старик». Он старше всех их. Не по возрасту, а по силе авторитета… Учитель! Для Землячки Ленин — учитель, и поэтому его упреки и замечания она воспринимает особенно болезненно.
Землячка пытливо вглядывается в своих собеседников: как они приняли письмо Ленина?
Богданов размышляет и готов вступить в спор, Литвинов сразу же прикидывает, какие практические выводы надо сделать.
— До завтра? — спрашивает Богданов.
Землячка согласно кивает.
— Пожалуй, утро вечера мудренее.
Первым уходит Литвинов.
Богданов останавливается возле Землячки.
— Пошли?
Голубева придерживает Землячку за локоть.
— Я еще побуду немного.
Ушел и Богданов.
Голубева ласково улыбается.
— У меня для вас есть еще… Письмо. Лично вам.
Землячка умеет себя сдерживать, но тут почувствовала, что волнуется, а ей очень не хочется, чтобы Голубева это заметила.
— Давайте, — сказала она и спрятала письмо в рукав кофточки. — Прочту дома.
Ей не хотелось читать письмо даже в присутствии Голубевой — лично ей, значит, и читать его она будет лично.
Ночью, одна у себя в комнате, читает она и перечитывает ленинское письмо.
"Землячке от Старика
10.XII.04.
Только что вернулся с рефератной поездки и получил Ваше письмо No 1. С Русалкой говорил. Получили ли мое ругательное письмо (посланное и папаше и Сысойке)?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82