Анна попросила Тарабрина послать в Пронск машину. Шоферу поручили расплатиться в гостинице и привезти Алексея домой.
Он молча выслушал упреки, опять дал слово исправиться, утром ушел на работу, а вечером Анна нашла его под окнами, не смог даже подняться на крыльцо.
Но Анне было не до мужа, в районе началась уборка.
Однажды он заявил:
— Все равно буду пить. До тех пор, пока не уйдешь из райкома.
Это было что-то новое. Так еще он не высказывался.
Он повторил:
— Уходи из райкома, и будем нормально жить. Надо мной смеются. Говорят, я у тебя под башмаком.
— С кем ты пьешь? — как можно мягче спросила Анна, все еще пытаясь найти какой-то выход, что-то наладить.
— Это тебя не касается!
Анна обратилась в милицию. Попросила выяснить, с кем пьет Бахрушин. Это было нетрудно установить. В таком городке, как Сурож, все на виду. Два дружка из райпотребсоюза. Шофер райисполкома. Один рыболов, старик, из тех, что ничего не делают.
Анна позвонила Жукову.
— Семен Евграфович, мой супруг больно крепко с вашим шофером подружился, нельзя ли их развести?
— Как же я могу вмешаться, Анна Андреевна? — нерешительно высказался Жуков. — На работе шофер пьяным не бывает, лишнего не закладывает, это уж его воля, как проводить свободное время…
А Бахрушин все настойчивей и настойчивей, с пьяним упорством приставал к жене:
— Лучше тебе уйти. Ну какой из тебя партработник? Иди обратно в агрономы…
Похоже, кто-то вбивал ему в голову эту мысль.
Анна посоветовалась с Тарабриным.
— Иван Степанович, что же это такое? Никакого достоинства. Ведь мы исключаем за такое из партии. Поверьте, я бы не дрогнула, проголосовала исключить…
— Нет, Анна Андреевна, неудобно, — подумав, сказал Тарабрин. — Тень на вас упадет. А в конечном счете и на райком. Воспитывайте.
И все-таки дольше так продолжаться не могло. На кого бы тень ни легла, но ни люди ей не простят, ни собственная совесть.
Вон он опять лежит перед ней пьяный, потерявший человеческий облик, отец ее детей.
А ей сейчас не до него. Шесть часов. В шесть бюро. Она не имеет права опаздывать. Да и не хочет.
Она выходит из комнаты.
— Мама! — говорит она свекрови. — Присмотрите за Алексеем. Не пускайте его никуда.
Анна налила целую пригоршню одеколона, надушила руки, лицо, платье, чтоб отбить отвратительный кислый запах.
Свекровь что-то проворчала.
— Вы что, мама?
— Муж мертвый валяется, а жена по собраниям…
— Но я же не могу, мама. Не могу! Вы поймите…
Старуха ничего больше не сказала. Анна чувствовала, как осуждает ее свекровь, она это чувствовала. Старуха только боялась: начни она говорить, невестка прогонит ее, и Анна действительно иногда думала — начни свекровь браниться, она прогонит ее, хватит с нее одного Алексея.
В райкоме все уже собрались. Сидели за столом, выжидательно поглядывая на Тарабрина.
— Вот и Анна Андреевна, — приветливо сказал он. — Ждем.
Анна прошла к столу, села на свое обычное место, поправила волосы, смущенно улыбнулась.
— Кажется, я не очень…
— Нет, нет, я шучу, — сказал Тарабрин. — Начнем.
Это было обычное рабочее бюро. Тут хватало вопросов больших и маленьких, серьезных и несерьезных, но для кого-то важных и, может быть, даже очень важных, потому что от того или иного решения зависела если не жизнь, то, уж во всяком случае, течение чьей-то жизни.
Подошел последний вопрос. За счет отчислений от сверхплановых прибылей, накопленных коммунальными предприятиями города, предлагалось приобрести для пионерского лагеря катер. Об этом катере давно уже мечтали ребята всего города. В Пронске на водной станции «Динамо» продавался катер по сходной цене…
Разобрались и с этим вопросом.
— Ну, вот и все, — облегченно сказал Тарабрин. — Можно и по домам.
— Одну минуту, — сказал Анна. — Хочу посоветоваться, товарищи…
Она поднялась со стула.
Вот они — Тарабрин, Жуков, Щетинин, Ванюшин, Добровольский… Разные люди, разные характеры… Кто они ей? Друзья? Во всяком случае, товарищи по работе. У каждого свои недостатки. Но в общем неплохие люди. Преданы делу…
Анна опустила глаза. Совестно все-таки говорить.
— Я хочу посоветоваться, товарищи. Конечно, это личное дело. Но поскольку я секретарь райкома… Я думаю, мне следует посоветоваться…
Конечно, она обязана посоветоваться. Ее репутация — это в какой-то степени и репутация райкома.
— Дальше так продолжаться не может. Вы знаете Бахрушина. Я имею в виду своего мужа. Не могу я больше с ним жить.
Анне хотелось заплакать, но она сдержала себя, неуместно это на заседании бюро.
— Куда это годится? Каждый день пьян. То сам еле-еле доберется, а то и приносят. Милиция даже доставляла. Разговоры идут…
— Хорошо, Анна Андреевна, короче, — перебил Тарабрин. — Мы искренне сочувствуем. Хотите, я сам с ним поговорю.
Он действительно смотрел на Анну с сочувствием.
— А что толку? — резко возразила она. — Разве мало с ним говорили! Не будь он моим мужем, его давно бы исключили из партии. Детям горе, мне мука, и даже вам позор. Нет, Иван Степанович, это не выход. Ни мне, ни вам. Я разойдусь с ним… — наконец она решилась это произнести. — Но поскольку я в какой-то степени… в какой-то степени лицо официальное, я решила спросить…
— Анна Андреевна права… — Жуков задумчиво посмотрел на Гончарову. — Разговор о Бахрушине давно идет…
— Пусть разводится, — сказал Добровольский. — Я лично не возражаю.
— Я не могу, не могу больше, товарищи, — добавила Анна, продолжая стоять и держаться за спинку стула. — Всякому терпению приходит конец. Он и детей не дает воспитывать, и на других глядеть стыдно…
Наступило молчание. Как-то сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90