Они были элласийцами, но переселились в Хомейну. Жили в долине почти на самой границе, там Чэйсули никто и в глаза не видел. Я был в безопасности. Так было, пока я не пришел сюда.
– Ты не мог не знать, что твою тайну раскроют.
Он передернул плечами:
– Такое могло случиться. В Мухааре я был осторожен. Но те, кто хотел сражаться с Беллэмом, были моими ровесниками и никогда не видели оборотней Чэйсули. Я сказал, что я хомэйн, и мне поверили. Много лет прошло с тех пор, когда Чэйсули были вольны появляться, где вздумается. Хомейна почти забыла свой древний народ, – он коротко взглянул на меня. – Да. Я знал, кто я. И кем мне никогда не быть, – он повернулся к огню. – У меня нет лиир.
Я не сразу понял его, но задумался о Финне, о его связи со Сторром и о цене, которую он за это платил – и осознал, что имел в виду Роуэн.
– Не хочешь же ты сказать, что обречен на смерть!
– Ему не нужно умирать, – сказал Финн. Он соскочил с коня и вышел к костру, рядом с ним бежал Сторр. – У него никогда не было лиир, а это не то же самое, что потерять лиир. Если ты не терял его, необходимости в ритуале смерти нет.
Лицо Роуэна мертвенно побелело, только отблески костра придавали ему видимость жизни:
– Ритуал уже исполнен, пусть даже и хомэйнский. Я назван оборотнем и лишен той чести и достоинства, которым обладал.
Я подумал о людях в таверне, где мы с Лахлэном нашли Роуэна. О тех людях, которые следовали за ним с радостью и по доброй воле. Роуэн собрал большую часть тех людей, что были сейчас здесь, остальных привели слухи – они приходили и до сих пор, но начал все дело Роуэн.
– Не все так относятся к тебе, – заверил я его, стараясь не вспоминать о Зареде. – Человек всегда узнается по его делам, люди не станут судить только по цвету глаз и по золоту…
Я осекся, только сейчас осознав, что он не носил золота лиир: он не получил этого права.
– Боги слепы к тебе, – тихо сказал Финн, обращаясь к Роуэну.
Я потрясенно взглянул на него:
– Ты хочешь уничтожить даже то, что осталось от него?
– Нет. Я говорю о том, что он знает и без меня. Можешь спросить его сам, по голосу и глазам Финна невозможно было прочесть его мысли. – Он – лишенный лиир. Только половина человека, обделенная душой. Лишенный благословения богов, как и ты, хотя ты хомэйн, а он – Чэйсули.
Он продолжал, не обратив внимания на мою попытку возразить:
– Он не воин клана, у него нет лиир. Ему нет пути к древним богам.
Я схватил его за руку и впился в нее пальцами, ощущая напрягшиеся мускулы.
Никогда прежде я в гневе не поднимал на него руку.
Финн остановился и замолчал. Он ждал. Когда я разжал пальцы и убрал руку, он объяснил смысл своих слов:
– Он отрекся от этого по доброй воле, Кэриллон, и теперь расплачивается за это страданием.
– Страданием!
– Да, – его глаза полыхнули огнем, остановившись на сгорбленной фигуре Роуэна. – Будь такой выбор у меня, я бы рискнул.
– И умер бы, – гневно отпарировал я.
– О да, верно, – заметил он со знанием дела, – но так я тоже не смог бы жить.
– Не слушай его, – обратился я к Роуэну. – Финн часто говорит тогда, когда ему лучше бы помолчать и оставить свои чувства и мысли при себе.
– Пусть говорит, – устало ответил Роуэн, – он говорит то, что я ожидал услышать всю свою жизнь. Мой господин, ты многого не знаешь о Чэйсули. Многого не знаю и я, отрекшийся от своей души, – горькая усмешка искривила его губы. О да, я давно знаю, что я такое. Лишенный души, лишенный лиир – недочеловек. Но я сам сделал выбор: я слишком боялся умереть. Я думал, что действительно умру, когда пришло время связать себя узами лиир.
– Ты знал? – я уставился на него, – Знал, когда настало, время?
– Как я мог не знать? Я болел долгие дни, мои приемные родители решили даже, что я умру. Внутри была тоска, сосущая пустота, меня тянуло в леса… его лицо исказила страшная гримаса. – Какая боль – отказаться…
– Ты должен был всего лишь откликнуться на зов своей души, – резко прервал его Финн. – Боги создали для тебя лиир, а ты предал его смерти. Курештин! Ты сотню раз достоин смерти за то, что сделал!
– Довольно! – рявкнул на него я. – Финн – во имя богов! – мне нужна твоя поддержка! Поддержка, а не приговор человеку, который мне нужен.
Рука Финна обвиняющим жестом указала на склонившего голову Роуэна:
– Он выжил, когда умер его лиир. Неужели ты не понимаешь, кто он теперь?
Он – убийца, Кэриллон – и то, что он убил, было даром богов…
– Довольно, – повторил я. – Остановись. Хватит.
– Посмотри на Сторра, – оскалился Финн. – Подумай, что было бы с тобой, если бы я пренебрег возможностью связать себя с ним. Он умер бы, ибо лиир, который остается один после того, как услышал зов, предает себя смерти. Они платят ту же Цену, что и воин, чей лиир гибнет.
Он злобно ощерился и подобрался, словно волк, Приготовившийся к прыжку.
Волк-Финн.
– Оставь в покое Роуэна, – наконец сказал я. – ты и так уже сказал больше, чем нужно. – Я повторил бы это снова, я сказал бы и больше, если бы мои слова заставили его увидеть, что он сделал.
– Я знаю, что я сделал! – Роуэн, наконец, поднялся на ноги, вскинул руки, словно пытаясь защититься от слов Финна – Видят боги, неужели ты думаешь, что я не страдал? Думаешь, не проклинал себя тысячи раз? Я живу так уже много лет, Изменяющийся! И от этой памяти мне никуда не уйти!
Я видел, что боль терзает обоих: Роуэна – из-за того, чего он никогда не имел, Финна – из-за того, чего он не мог понять – что Чэйсули может отказаться от того, что даровано ему по праву рождения и остаться жить. Сейчас чужаком здесь чувствовал себя я, а не Роуэн. Я, Кэриллон. Хомэйн, которому не дано понять, что значит иметь лиир, и что значит отречься от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119