После длительной паузы она напомнила:
– Убили Настасью, а должны были меня... Ты и теперь будешь отрицать, что это так?
– А причины? Ну хоть самые невероятные? – Далила пожала плечами. – Они должны быть.
– Понимаю. Причин нет. Подозреваемый есть. Роман.
– Не знаю, что тебе сказать... Роман? Если на тебя было четыре покушения, то это выглядит заказным убийством, так?
– Разумеется.
– За такие убийства платят. И платят много. У твоего мужа есть деньги, чтоб заплатить киллеру?
– Откуда я знаю! Думаешь, он меня посвящал, сколько получает? Это я, как дура, все в семью тащила, а он скирдовал, выдавал с гулькин нос и отчета требовал, куда потратила. Но раз Рома – директор паршивой обувной фабрики, думаю, деньги у него есть. Уж кто себя не обидит, так это директор.
– Надо написать заявление в милицию.
– Ой, меня засмеют, – не согласилась она. Подумала, и в глазах ее блеснули слезы страха. – А что говорить про того... в поезде? Я же убила его.
Она расплакалась, Игорь обнял ее, утешая:
– Ну-ну, Далила. Неизвестно, погиб он или в сугроб упал. Вдруг выжил, а? И потом, ты же оборонялась...
– Да? – взвилась она. – Попробуй докажи это в наших дерьмовых судах! Нет, Игорек, не стану писать заявление. С Романом сама разберусь.
– И сделаешь ошибку. Он другого киллера наймет.
– Пусть попробует, змей, – разъярилась Далила. – Я его по пояс в землю закопаю, а от пояса краской покрашу!
– Когда навестишь Милу?
– Я вообще теперь думаю, что мне не нужно видеться с ней. Ты разве не понял – за мной следят. Вдруг и на Милу нападут?
– У тебя отсутствует логика. Ты подозреваешь Романа, но разве он станет убивать свою дочь? Это первое. Второе: приставленный к тебе киллер выпал из вагона, его нет в этом городе, следить за тобой некому.
– Верно. – До нее дошло, что бояться нечего.
– Ну у тебя и лицо... – покачал он головой.
– Что с ним? – Далила метнулась в ванную, глянула на себя в зеркало и разозлилась. – Вот сволочь! Испоганил мое красивое лицо! Как я такая покажусь Миле? И вообще, как ходить с этими синяками?
– Скажешь, попала в небольшую аварию, – показался в дверном проеме Игорь. – Я куплю в аптеке примочки.
– Уговорил, пойду. Но не сегодня. Меня трясет после всего...

10

Надо сказать, совсем не жарко. Ветер. Вячеслав ходил по берегу, пока старик отдыхал, все же возраст взял свое. От Майами ожидал большего. Пустынные пляжи похожи на последствия цунами: накрыло волной и всех смыло. Зато таких длинных волн Вячеслав никогда не видел или не обращал внимания раньше. По сравнению с порывистым ветром они катились лениво, тяжело и, только врезаясь в берег, обретали мощь и скорость.
Побродить наедине с собой под рокот волн, брызги которых попадали на лицо, без спешки подумать, – редкая роскошь, Вячеслав не помнил, когда последний раз позволял ее себе. Дома случалось такое. Особенно на рыбалке, хотя поплавок на глади воды его не занимал никогда, как и улов. А посидеть ранним утром в лодке, отрешившись от всего, ни о чем не думать, лишь созерцать – любил. Но сейчас Вячеслав думал: зачем старик Линдер рассказывает ему свою биографию? Обычно люди стремятся забыть тяжелые периоды, особенно благополучные люди, каким является Николас Линдер ав Сварто. И не было ответа. Но тут позвонил господин Линдер, сообщил, что ужин заказал к себе в номер. Поднимаясь в лифте, Вячеслав поймал себя на том, что распухает, видя, как вокруг него вертится обслуга отеля, уже кажется, что так было всегда. Чертовски приятно, когда тебя облизывают, словно ты особь королевских кровей.
– Я на свой вкус выбрал блюда, – сказал Линдер, садясь за стол. – И заказал водку. Любите водку?
– Какой же русский не любит водку? – потирая руки, произнес Вячеслав с улыбкой. Немного раздражал бой (черный, как уголь). Вячеслав предложил, кивнув в сторону афроамериканца: – Господин Линдер, давайте отпустим этого? Если что, я смогу и налить, и нарезать.
– Вы так думаете? Я согласен.
Бой не сразу убрался, сначала зажег пять свечей в канделябре, и сделал это неторопливо, ответственно, потом плавно покинул апартаменты. Вячеслав налил водки, чокнулся с Линдером и вытаращил глаза: старик коротко выдохнув, хлопнул рюмку одним глотком. И не поморщился. Вячеславу все больше нравился Линдер и своей простотой, которая при этом не позволяет собеседнику переступить границы, и трогательным рассказом, и жизненной силой, которая угадывалась даже в его возрасте.
– Чтобы не подвергать Веру опасности, я попросил ее пожить у родителей, – между тем рассказывал Линдер. – Но ей неловко было объясняться с ними, она устроилась у Майки, там мы и встречались. А Фургон оказался байданщиком, вокзальным вором. Мастер был на все руки. Работал и с росписью – резал одежду, и по тихой – у зевак обчищал карманы. То один, то отверталой – то есть во время кражи отвлекал внимание жертвы. Он был с хорошими человеческими задатками, с доброй душой, да и внешне симпатичный – высокий, только худой, с темными каштановыми волосами и живыми серыми глазами. Но бесшабашный. Босяк, одним словом. Я прикинулся поляком, на воровском жаргоне это вор-одиночка, подружился с Фургоном, а как подступить к нему с расспросами, не знал. Однажды прогуливались по городу перед ноябрьскими праздниками, кругом кумачовые флаги, музыка из репродукторов, Фургон с барышнями заигрывал, а я озабоченно хмурился. Заглянули в «Гильдию» – это ж святое дело, деньги у меня уже водились, наловчился шары катать, но и проигрывал. Выпили водки...
Фургон заметил:
– Викинг, чего в рот воды набрал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101