Ирина сняла серьги, положила их на столик перед зеркалом в прихожей. – Прости, Лидочка.
Серьги сняла, но поехала в норковом манто матери! Лидочка легла в кровать и придумывала ей казнь. Слышала, как вернулись отец с Ириной, подкралась к спальне. Она уже прекрасно разбиралась в сопении и стонах, усмехнулась и...
Утром обнаружили норковое манто, разрезанное на длинные тонкие полосы. Отец влетел в комнату дочери с этими меховыми лентами в руках, потряс ими:
– Это ты сделала? Дрянь! Как ты посмела?
Сначала он кинул обрезки в лицо Лидочке, потом ударил ее по щеке наотмашь. Пощечина не испугала девчонку, а принесла удовлетворение и от содеянного, и от состояния отца.
– Дрянь не я, – гордо, с чувством превосходства произнесла Лидочка, – а ты и наша мачеха.
Ирина вбежала вовремя – отец как раз замахнулся, чтоб ударить строптивую дочь вторично, – схватила его за руку:
– Боря! Не смей! Уйди!
Разгневанный Борис Михайлович выскочил, как ошпаренный кипятком, Ирина в упор посмотрела на Лидочку и не удержалась от упрека:
– Зря ты так с папой...
– Я не нуждаюсь в заступниках. Он тоже, – холодно сказала та. – Убирайся из моей комнаты.
– За что ты меня ненавидишь? – мягко спросила Ирина. Наверное, думала смутить Лидочку, и та начнет оправдываться. Да не тут-то было.
– За то, что ты влезла между мамой и отцом.
– Я люблю его, Лидочка. И он меня тоже любит.
– Ах, ах, ах, они любят друг друга! – желчно рассмеялась падчерица. – Как сентиментально! Любовь... Как красиво! Как романтично! Любовь стоит того, чтоб преодолеть все преграды... Даже смерть... О, что я говорю! Что значит смерть для любви? Мелкая неприятность по сравнению с любовью...
– Не смей так говорить! – задохнулась Ирина.
– А что ты мне сделаешь? Убьешь, как маму? Попробуй.
Ирина выбежала из комнаты в слезах.
Лидочка находила новые и новые способы досаждать обоим, делала мелкие пакости, чувствуя себя героиней. Сначала отец бесился, иногда его рука отвешивала пощечины дочери, но они словно подогревали ее ненависть. Потом (видимо, по совету мачехи) он перестал обращать внимание на дочь. Беситься начала Лидочка – ненависть не прошла, а утолить ее она не могла, не знала чем.
Дни тянулись с черепашьей скоростью, и чтобы занять себя, поменьше бывать дома, Лидочка записалась в различные кружки. Она подмечала малейшие изменения в отношениях мачехи с отцом – между ними не всегда царил лад, папа был ревнивым, нередко закатывал молодой жене скандалы. Да, он очень изменился, очень. Нервозность отца (а тот становился день ото дня озабоченнее и злее) Лидочка связывала с мачехой и торжествовала, когда они ссорились. За год она вытянулась, превратившись из подростка в белокурую девушку с пышными формами и красивым, умным, строгим лицом. На нее заглядывались не только сверстники, но и взрослые мужчины, а Лидочка остервенело училась, мечтая закончить школу и убраться подальше от мачехи с отцом.
Снова наступил конец мая, настало время ехать на дачу. Лидочка собиралась вяло, видеть на даче еще и Ирину с отцом было выше ее сил. С другой стороны там она будет предоставлена самой себе, на даче можно уединиться. Но в минуты раздражения на тех же лиц она обещала себе:
– Я им устрою...
В самый разгар сборов в дом приехал озабоченный дядя Федор с молодым мужчиной, который представился Сашей. Он будто спрыгнул со страниц романов Майн Рида – был высок, плечист, скуласт, с синими глазами и волосами цвета зрелой пшеницы. Дядя увлек отца в кабинет, а Лидочка тут как тут – под дверью.
– Ему всего-то и надо, что переждать некоторое время в укромном месте, – говорил дядя. – Полагаю, твоя дача подходящее место.
– Захотят, его найдут везде.
– Пока не ищут. Это предохранительная мера. Саша ушел в отпуск, куда он уехал – не догадаются. А мы тем временем докажем, что поломка произошла по вине конструкторов, никакой диверсии нет. Мы обязаны доказать.
– А вдруг он все же виноват? Что тогда? – нервозно спросил отец. – Не забывай, у меня трое детей.
– Раньше ты был великодушней, – упрекнул его дядя Федор. – Или твое великодушие распространяется только на юных дев?
– Перестань! – повысил голос отец. – Хватит меня терзать. Между прочим, тебя я тоже могу упрекнуть. Ведь именно ты предал меня, рассказал Анне о моей связи с Ириной.
– Не предал, а поступил, как должен был поступить на моем месте порядочный человек. К сожалению, Аня от борьбы за семью отказалась, ушла из жизни. И потом, братец, давай уточним, что есть порядочность. Ты спутался с Ириной, забыв о детях и жене. Ты это называешь порядочностью? Извини, но твоя «порядочность» свела в могилу Аню. А ты даже год... да что там, полгода не выдержал траура, поспешил жениться.
– Ирине нужна была другая фамилия, – начал оправдываться отец.
– Правильно, нужна. Как щит нужны твое имя и должность главного инженера, в котором сейчас нужда, чтоб уж наверняка не вспомнили, где ее родители, и не пришли за ней.
– Ты так говоришь, потому что она отвергла тебя.
– Да, поначалу мне было обидно, я ведь любил ее. Но, мой дорогой, открой глаза пошире. Женщина, которой дали кров и пищу, не должна лезть в чужую постель хотя бы из благодарности. А она влезла и между нами, потому что понимает: я могу раскрыть твои глаза. Запомни: Ирине нужно лишь твое положение, а не ты. Значит, отказываешь Саше?
Пауза. Лидочка прильнула к замочной скважине. Она никогда не видела отца таким потерянным, с трусливо бегающими глазами.
– Не знаю... я... боюсь, Федя.
– За Ирину боишься? – Лидочка про себя отметила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16