Василеостровский прокурор Алексей Терпигорев ходил у Сыдорчука в любимчиках.
Маленький, по детски пухленький, с румяными щечками и тихим голоском, тот являлся прямо таки улучшенной с точки зрения визуального восприятия копией Ивана Ивановича. Самого Сыдорчука Бог немного внешностью обидел, зачем то наделив его жиденькими волосиками и вечно бегающими глазками, отнюдь не гармонирующими с высокой должностью. А вот Терпигорев удался. Интеллигентному мальчику хотелось верить сразу и безоговорочно, на чем многие люди, обращавшиеся к нему за помощью, и обжигались. Не знали, бедные, что за ангельским личиком и вежливой манерой разговора скрывается беспринципный и подленький стукачок, битый за это дело еще в школе. И не раз. И не два, если быть до конца откровенным.
Каков поп, таков и приход.
Прокурорско надзирающая вертикаль, выстроенная от Сыдорчука и проходящая через Терпигорева до низового звена районных следователей, исправно давила неугодных и освобождала от ответственности тех, кто в обмен на свободу снабжал ее смазкой в виде серо зеленых купюр разного достоинства. К вящему удовольствию всех звеньев цепочки.
Алексей Викторович вывалил на стол пачку аккуратно подшитых листиков бумаги и преданно уставился на ерзающее в кресле начальство.
— Ну, давай докладывай по существу...
— За неделю — никаких происшествий. Все в норме, задержек со сроками нет, дела в порядке, — отрапортовал Терпигорев. — Был один вопрос с продлением содержания под стражей, но следователь немного попрессовал злодеев, и те дали еще несколько эпизодов. Так что все законно.
— Точно?
— Адвокат апелляцию не подал.
— Тогда нормально... А то, видишь ли, сейчас кампания пошла по соблюдению двести двадцатых...
— Я знаю. Волноваться не о чем. Все под контролем. — Районный прокурор вальяжно развалился в кресле. — У нас с судьей полный консенсус. Если что, так рассмотрим дело в отсутствие клиента... Пусть потом куда хочет жалуется.
— Это правильно, — Сыдорчук поддержал молодого коллегу, — а то, вишь, прав обвиняемым надавали, а нам только работу осложнили...
Как любой российский страж порядка, прокурор славного града Петрова полагал, что каждое его слово является истиной в последней инстанции, и очень возмущался тому, что задержанным зачем то разрешили открывать рот и оспаривать решения следствия.
— Справляемся, — Терпигорев скромно потупился.
— Хорошо, — Сыдорчук перешел к другому вопросу, — тут опять газетчики выступают. И опять в твой адрес.
— Что на этот раз?
— Вот, — Иван Иванович развернул свежий номер «Нового Петербурга», — что это за история с пьяными следаками?
Василеостровский прокурор напрягся. Четыре дня назад несколько молодых сотрудников нажрались в здании районного суда до свинского состояния, избили на улице прохожего и были доставлены в отделение патрульным нарядом, на который почему то не произвели впечатления красные «корочки» прокуратуры. Ради вызволения проштрафившихся подчиненных Терпигореву даже пришлось отправлять в райотдел своего заместителя. Заместитель справился, но история выплыла наружу. И попала в руки давним недругам Сыдорчука, которые не отказали себе в удовольствии еще раз пнуть главного городского «надзирателя над законом».
— Разобрались уже, — осторожно ответил Терпигорев. — Дело выеденного яйца не стоит. Никаких протоколов нет, так что пусть клевещут.
— А терпила?
— Угомоним, если потребуется.
— Вот и не тяни.
Терпигорев пометил себе распоряжение Сыдорчука в дорогом кожаном органайзере, стоимостью в три месячные прокурорские зарплаты.
Через два дня гражданина, посмевшего обвинить следователей в нанесении телесных повреждений, задержали за незаконное хранение боеприпасов, обнаружив у него в кармане два мелкокалиберных патрона, и благополучно «упаковали» в камеру. А в связи с «особой опасностью деяния» продержали в ней два с половиной года до суда, который вынес приговор — год условно с испытательным сроком шесть месяцев. Но за это время гражданин успел заболеть открытой формой туберкулеза и умер всего через семнадцать дней после выхода на свободу.
— Кстати, а как вообще журналюги об этом узнали?
— Да помогают им все! — раздраженно бросил Василеостровский прокурор. — Кто то из ментов у них на связи...
— Вот и вычисли — кто.
— Пробовал уже, — Терпигорев обиженно надулся, — никак не ухватить.
— Да а, — протянул Сыдорчук, — не ты первый...
Ситуация повторялась.
Почти в каждом районе у журналистов были свои источники, которые непонятно из каких соображений и без всякой выгоды для себя вытаскивали на свет Божий самые грязные истории, в коих принимали участие сотрудники органов.
Сыдорчук предполагал заговор, имеющий целью сместить его с должности.
Однако все было гораздо проще. Как ни выметали из милиции и прокуратуры нормальных людей, до конца не справились, и немногие энтузиасты еще могли попортить кровушку подонкам во власти, снабжая репортеров горячими новостями.
Такое бескорыстие районным и городским начальникам было непонятно. Они мерили всех на свой аршин и в любом деле видели происки завистников. Потому и проигрывали главное сражение. Не соображая, что терпение народа не безгранично.
— Ладно, — после минутного раздумья решил Сыдорчук, — рано или поздно эта журналистская гнида проколется... Что у нас по квартирному вопросу? Ты решил с человеком, которого я к тебе присылал?
Терпигорев понял, что гроза миновала. Так и не начавшись.
— Конечно. Он уже получил ордер... — Беседа перешла на более приятные темы.
Рокотов миновал огромный, добрых два десятка метров высотой штабель пятидесятифутовых контейнеров, прижал рукой наплечную сумку и пролез в проем между опорой портального крана и наваленными друг на друга рельсами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82