— Сатрапы, — весомо заявила Литвинович, бесцветная девица с анемичным лицом и неподвижным взглядом наркоманки. О ее страсти к опиумным препаратам знали все, но до поры до времени молчали. Жанна честно выполняла поручения, раз в неделю разражалась гневной статьей со страниц «Народной доли» или «Советской Беларуси», громче всех вопила на демонстрациях и успешно подбивала молодежь на оказание сопротивления милиции, вовремя исчезая с поля «битвы за демократию».— А где Изотович? — Голубко манерно изогнулся в кресле, рассматривая тщательно наманикюренные ногти.Павел Изотович Трегубович, подвизавшийся на должности главного редактора «Советской Беларуси», пропускал уже третье собрание.— Занят, — отрезал Богданкович. Пассивный педераст Голубко вздохнул. К толстомясому кряжистому Трегубовичу он испытывал нежность, которую ненавязчиво старался продемонстрировать при каждой встрече. Однако дальше многозначительных взглядов не доходило. Тихий алкоголик Трегубович решительно предпочитал женщин. Даже несмотря на то, что с ними у него что-то путное выходило все реже и реже.— Давайте к делу, — заныл Потупчик, у которого через час была назначена встреча в немецком посольстве, — у меня времени в обрез…— Сделай обрезание, — брякнула Литвинович, глядя прямо перед собой и покачиваясь.За десять минут до начала собрания она вколола себе прямо на лестнице два кубика ханки и теперь существовала в своем переливающемся яркими красками мире. Суть разговора ее мало интересовала. Голубко хихикнул.— Пегестань, — брезгливо сказал Богданкович.— Стас, не обращай внимания, — Серевич развалился в кресле и вытянул ноги, едва не задев давно нечищенными ботинками светлые брючки Голубко, — щас все решим. Саня, что у тебя?— Я договорился, что в конце месяца приедет Щекотихин. — Потупчик немного наклонился вперед. — Выступит на митинге, осудит режим. Насчет Рыбаковского и Пенькова подтверждения пока нет. То ли будут, то ли нет… Журналисты заряжены, дадут информашку по всем каналам. Эти, с НТВ, запросили на пять штук больше, чем обычно. Боятся. Им в прошлый раз камеру разбили, вот и перестраховываются. Я обещал обсудить и дать ответ послезавтра.Богданкович пожевал губами.— А на тги тысячи не согласятся?— Не. Сказали пять.— Хогошо. С НТВ ссогиться не надо. Ты как, Толя?— Человек двести обеспечу, — Голубко подавил зевок, — из них десяток отморозков. Как сигнал будет, они ментов камнями забросают. Только подготовиться надо. И бухалова купить. По толпе пустим ящика три водки, глядишь, на ментов полсотни рыл бросится.— Там стройка рядом, — Потупчик поднял палец, — кирпичи можно взять. И обрезки арматуры заранее завезти.— Хогошая мысль, — одобрил Богданкович. — Кто займется?— Могу я, — пожал плечами Голубко.— Вот и отлично… Нося, ты подбогочку статей заказал?— Давно готовы, — проворчал Серевич, — наши, польские, литовские. Из Питера три статьи пришло. Политологический анализ Жени Гильбовича и два опуса Николащенко. Плюс материал от Руслана. Я в Питер деньги уже отослал. Николащенко еще аванс выписал, у него проблемы там начались, бабки сильно нужны…— У него вечно проблемы, — отмахнулся Потупчик.Андрей Николащенко по кличке Степаныч был известен далеко за пределами Санкт Петербурга как ярый борец с психиатрией. С периодичностью примерно раз в две недели он выдавал на гора очередное «исследование», в котором обвинял врачей во всех смертных грехах и обзывал их «палачами в забрызганных кровью халатах» и «сталинскими выкормышами». За что регулярно приглашался в суд, где брызгал слюной, оскорблял судей и получал свои законные пятнадцать суток. Вокруг Степаныча вечно роились странноватые субъекты с мутными от сверхдоз успокоительного глазами и со справками из диспансеров, с которыми он вел нескончаемые беседы о тех зверских методах, которыми нормальных людей в дурдомах залечивают до растительного состояния.Если смотреть со стороны, то Степаныч вроде бы занимался крайне благородным и нужным делом. Чего греха таить — в стационарах действительно существуют и нарушения режима, и излишняя жестокость к пациентам, и безразличие персонала. Но не в таких масштабах, как тщился описать Николащенко. При хронической нехватке лекарств больных просто не могли «закалывать» галоперидолом до одури, иначе препарата на всех не хватило бы и нечем было бы купировать приступы у буйных клиентов. Так что на девяносто девять процентов материал для своих «разоблачений» Степаныч высасывал из пальца.К тому же он был платным информатором БНД.По какой-то непонятной причине в самом начале перестройки западногерманская разведка заинтересовалась закомплексованным до предела «правозащитником» и предложила ему скромную «пайку». Николащенко с радостью согласился и вот уже почти пятнадцать лет снабжал своих хозяев слухами и сплетнями из журналистко-патриотической среды, раз в месяц получая конвертик со ста пятьюдесятью дойчмарками. В патриотической прессе его терпели и морду набили лишь однажды, когда чересчур инициативный Степаныч принял участие в пикетировании латышского консульства, развернув плакат в защиту «независимой от русских оккупантов» прибалтийской республики. Выйдя через месяц из больницы, Николащенко охладел к публичным выступлениям и всецело ушел в борьбу с медициной.— Жалко, если Пеньков не приедет, — протянул Голубко.— А зачем он тебе? — Литвинович на несколько секунд вырвалась из наркотического забытья. — Вы же оба пассивы…Предводитель молодых политиков обиженно засопел.— К делу, к делу, — Богданкович замахал руками, — пгедстояший митинг слишком важен, чтобы согвать его пговедение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84