— Ему сейчас трудно. Он будет чувствовать себя униженным. У него гордость будет страдать. А ключи от квартиры он тебе вернул?— Представляешь — приехал какой-то бородатый милиционер, здоровый такой, бритый еще наголо, похожий на чеченца, и оставил под дверью конверт с ключами и копией Васиной явки с повинной. Я побоялась открывать, потом забрала, когда он ушел... А что же мне сейчас делать?— Спать! — буркнула Кира и положила трубку.Она лежала на спине с открытыми глазами и улыбалась.Тяжелое нервное напряжение последних месяцев отступило и Кира вновь обретала спокойствие, равновесие и веру в правильность окружающего мира. ГЛАВА 5ПОЧЕТНЫЙ ГРЫЖЕНОСЕЦ Лехельт провожал Марину вереницей знакомых улиц. Прошли мимо памятного парадного с дырой в филенчатой двери.Маринка фыркнула:— Помнишь, как это ты… с горбиком?— А ты как визжала с лопатой? Прямо как самурай!— Я не могу понять одну вещь, Андрюша…— Какую? — насторожился Лехельт. Он ожидал новых расспросов о работе.— Почему мне с тобой так спокойно? Так спокойно-спокойно, будто ничего плохого не может случиться? Я за тобой себя чувствую, как за каменной стеной.— Ну… — зарделся в темноте разведчик Дональд, — на стену я мало похож. Больше — на симпатичную оградку...Она повернулась, обняла и поцеловала его, и они неспешно двинулись дальше.— Ты знаешь, — продолжала Марина, — сегодня я впервые за весь вечер не слышала ни слова о деньгах! Ни разу! Ты обратил внимание? У тебя классные ребята, и шеф твой мне понравился. Жалко, что жена у него какая-то… ни рыба, ни мясо. Только фирма у вас странная… неделовая какая-то. Я думаю, вы так скоро прогорите, в такой милой компании. Как жить будешь, Андрюша?— Мама была права. — засмеялся Лехельт. — Ты очень здравомыслящая девушка.— Разве это плохо?— Что русскому здорово, то немцу смерть. Кому-то плохо, кому-то хорошо…— А тебе?— Я тебя люблю. Но я не такой здравомыслящий.— А какой ты? Как твои ребята?— Клякса… это мы шефа так дразним, Кира, Дмитрий Аркадьевич — они все хорошие люди, но они уже другие. Не такие, как мы с Вовкой. Но я иногда чувствую, что это неотвратимо. Это судьба.— Ну… с Кирой все ясно… истеричка в начальной фазе климакса.Андрей нахмурился, но сдержался.— А судьбы не существует, Андрюшенька. — продолжила Марина. — Судьбу мы сами творим.— Ты в это серьезно веришь? Некоторые варианты судьбы меня определенно не греют.— А что тебя греет? Прозябание на жаловании?— Я тоже когда-то так думал. — сказал Лехельт. — Тут есть кое-что помимо денег... В деньгах не измеряемое. Это разные вещи, они не заменяют друг друга. Хорошо бы совмещать их, да не всегда удается. Мне жаль будет это все потерять. Но моя фирма не прогорит, не волнуйся. Это исключено.— Чем-то надо жертвовать. Ты, по-моему, излишне все усложняешь.— Рома зато все упрощает.— Рома чересчур все упрощает! До чистого фрейдизма, до зоологии! Но в одном он прав — надо стремиться жить достойно.— Осталось только понять — что значит «жить достойно».— Например — это не тащиться пешком по ночным улицам, а ехать на машине. Не обижайся! Ты сегодня ночуешь у меня. С родителями я уже договорилась. Не всегда же нам будет так вести с защитниками, как в прошлый раз...«Что ж, разведчик Дональд! — подумал Андрей. — Вот и близится твой роковой час! Не зря Волан говорил: ты уйдешь со службы, как только захочешь жениться — или не уйдешь никогда».— Дай хоть университет закончить! — брякнул он в голос и Марина немо изумилась. * * * Тем временем Морзик с Людмилой, до одури напрыгавшись на досках танцевального клуба в ДК Ленсовета, отполировав коктейлями выпитое и съеденное у Киры, дважды подравшись с какой-то нечистью, благополучно достигли Вовкиной холостяцкой квартиры, за поднаем которой он отдавал, не жалея, половину зарплаты.В случаях, подобных этому, затраты окупались.— Только чур! Никаких Вермаров! — сказал Морзик заплетающимся языком. — Ты извини, у меня папа простой шофер. Я этого всего… ну-у…, — он повертел пальцами перед глазами для большей убедительности, — н-не люблю! Я вот это люблю!И он поцеловал вконец обалдевшую Людку взасос, да так долго, что у нее захватило дыхание, после чего вдруг злобно зашипел и выпустил девушку из медвежьих объятий.— Что такое?! Что такое?! — затарахтел испуганный Пушок, тараща блестящие глазки.— Руки, блин, болят!.. Мозоли!.. Я гадом буду — а докопаюсь, зачем они роют эти треклятые ямы!— Потом... После... * * * Тем временем Дональда и Морзика с ностальгической нежностью, как родных, вспоминал стажер Ролик, корчась в тоске и печали на переднем сидении холодной постовой машины, затаившейся на тротуаре у гатчинского домика дознания.Миша Тыбинь с легкостью показал стажеру, кто в машине хозяин...Не вдаваясь в объяснения, он покинул место наблюдения у рынка, где они торчали с обеда, и безошибочно пригнал машину по темноте на этот пятачок тротуара за кустами, едва не переехав по пути лежавшего навзничь посередине дороги злобно сопящего во сне подполковника милиции Шишкобабова, обряженного на сей раз в темно-синее трико, огромные, размера эдак пятидесятого валенки с калошами и старый серый тулуп, и оттого почти сливающегося по цвету с асфальтом. Издалека начальника гатчинского ОБЭПа можно было легко принять за «лежачего полицейского», ограничивающего скорость при проезде мимо школ и иных учреждений.— Мы разве не домой? — недоуменно спросил Ролик, вертя спросонья головой, еще побаливавшей после сотрясения.— Нет. — философически ответствовал Старый.— А мы разве не у Кубика должны дежурить? Они никуда не смоются?Получив в ответ такое же содержательное «нет» из регистра нижней октавы, стажер обиделся и «увял», а именно это Старому и было нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52