– Дятла вижу. – почти сразу доложил он по связи. – Не спешит… оглянулся. Улица пустая, блин. Мы тут с ним как два волоска на лысине.
– Я проеду вперед до проспекта Гагарина и поставлю машину за поворотом. Сворачивай, заменимся, сядешь за руль.
– Он тебя уже видел.
– А что делать? Сейчас изображу что-нибудь.
– Пустите меня! – дернула его за плечо Пушок.
– Давай я пойду. – предложил опер. – Здесь пока все просто.
Андрей быстро проехал по Бассейной, миновав вначале фланирующего Морзика, потом мрачно сосредоточенного брюнета. Опередив его метров на триста, свернул направо, съехал в сторонку.
– С богом! Морзик, тебя Серега подменит.
– Какой, к черту, Серега?
– Увидишь. Сворачивай, не тяни, а то засветимся. Он весь настороже, я чувствую…
Опер Серега, покашливая, подняв воротник с устройством связи, перешел улицу и купил газетку в киоске. С газеткой в руке он медленно побрел вдоль улицы и Дятел понемногу нагонял его. Морзик свернул и вскоре уже сменил Лехельта за рулем.
– Все прямо пилит, да прямо… – прошептал по связи опер и закашлялся.
– Дотянешь до улицы Победы – сворачивай налево и жди нас! – скомандовал Лехельт.
Они спешно заехали вперед, обогнув квартал, и на углу Московского проспекта выставили на перекрестке Пушка.
– Стой, грызи семечки, смотри куда пойдет и докладывай. Никакой самодеятельности! Мы заберем Серегу и вернемся.
Операция шла экспромтом, и пока неплохо, но все же они едва его не «грохнули», запоздав с возвращением. В динамиках запищал звонкий голос Пушка:
– Он уходит! Уходит! Идет к метро по Московскому! Я его уже не вижу в толпе… за ним иду!
– Стоять! – зарычал Дональд, припомнив вчерашнюю сцену и представив, как стажер Людмилка крадется сейчас средь бела дня за этим заведенным дядечкой. – Вовка, жми!
Они подлетели к метро в тот самый миг, когда знакомая широкая спина в коже исчезала в дверях. Лехельт выскочил и побежал за ним, на ходу срывая с плеч куртку.
– Все. – вздохнул Морзик. – Андрюха протянет его, сколько сможет – и все. Выйдет на поверхность, свяжется с базой – и мы его подберем.
– Да. – сказал опер.
– Что?
– Ничего. Просто – да.
Они подождали взволнованного Пушка, отогнали машину в сторонку.
– Можно перекусить. – вяло предложил Черемисов.
Есть не хотелось. Каждый мысленно был там, в переходах и вагонах метро.
Минут через полста в окошко машины побарабанил пальцем неопрятный типчик в вязаной шапочке, надвинутой на глаза, гоняющий за щекой кусок чуингама.
– Я вас едва нашел! Думал уже, что уехали!
Людмила открыла рот.
Дональда было не узнать. Он вывернул куртку ярко-лиловой стороной, волосы спрятал под шапку, сгорбился и часто жевал. Этакий мелкий городской поганец.
Сел в салон, потянулся, расслабился.
Приоткрыл дверцу и с удовольствием выплюнул жвачку.
– Терпеть не могу ментол!
Вся троица уставилась на него в ожидании.
– Я дотянул его до метро Дыбенко. – сказал Дональд. – Дальше пришлось оставить, прикид слишком яркий.
Опер вздохнул.
– Он работает в метро. – сказал Дональд. – У него бесплатный проезд, по служебке. Там, на Дыбенко, его знает куча народа. Он разговаривал с дежурным по станции, и с контролером на входе лясы точил. И милиция с ним поздоровалась. А я вернулся к вам своим ходом, чтобы поскорее. Пока еще проверился на всякий случай…
Провериться на отсутствие хвоста в такой ситуации следовало непременно.
– Андрюха, ты гений! – засмеялся Черемисов.
Служба собственной безопасности торжественно пожала Лехельту руку.
– Как – это все?! – вскричала разочарованная Люда.
– Нет, еще сводку писать. – утешил ее Морзик.
– А с этим что?
– Это уже Серегина головная боль. Сейчас подбросим его в управу, сдадим ему кассету и пленку. Он свяжется со своими людьми в транспортной милиции. Те организуют опрос работников всех станций – и на станции Дыбенко кто-то чисто случайно опознает этого типа по нашей съемке. Чутье оперативника называется... А про нас с тобой, и про сегодняшний день никто и не узнает. Мы же невидимки.
– У-у… – разочарованно протянул Пушок, вытянув полные, сочные губы трубочкой, прощаясь со своей розовой мечтой о громкой славе.
А опер Серега ласково смотрел на них и хитро улыбался узкими калмыцкими глазами.

ГЛАВА 4
МУСОР, МУСОР, ТЫ МОГУЧ...

Хочешь узнать, как живет народ – ступай на рынок.
Этот рецепт применял еще достопочтенный Гарун-аль-Рашид в славном городе Багдаде.
Базар – лицо и характер нации. И если на Украине или в Закавказье в восемь утра уже отходит первая волна покупателей, то в России на базаре раньше одиннадцати делать нечего. Клякса и вывел свой сменный наряд на посты именно к этому времени.
Кобра ходила по рядам в прежнем типаже, с клеенчатой сумой вместо совка и метлы, изображая вороватую скандальную побирушку. При всей сдержанности и, в хорошем смысле, интеллигентности характера, жеманность ей была чужда. На работе она могла в полный голос загнуть такие фриоритуры, что у прожженных базарных баб уши вяли.
Волан «бомжевал» в четвертом секторе.
Бомж должен есть объедки – и Волан, сидя у помойки на корточках, грязными руками ел их, припасенные заранее, с собственной кухни. Он был артистичной натурой и вживался в типаж до полной отключки – но подхватить дизентерию не хотел. Движения его были медленными, механическими, взгляд – равнодушным и тупым.
Настоящий бомж – это физическое тело, в котором на время или навсегда умерла душа.
Душа Волана вся ушла в созерцание.
Смотреть было его страстью.
В детстве он мог, открыв рот, заглядеться на что угодно; за ротозейство ему не раз влетало от отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52