Да, нормы не нарушены, но как они выводились? Кем устанавливались? Кто может знать наверняка, сколь малая доза понадобится для толчка, чтобы из родинки выросла злокачественная опухоль?
И ведь ничего никому не докажешь.
Остапенко затолкал бумаги в карман пиджака. Сложил кисти в замок, потряс ими:
– Мы победим! Но пасаран...
«Нет, все же и впрямь старость не радость...» – подумал доктор.
Шаркающей походкой Сергей Семеныч вышел из кабинета.
Доктор пошел следом, выглянул в коридор – никого. Да никого и не должно быть. Во-первых, уже всякое время вышло, а во-вторых – это же Остапенко.
Доктор снял халат, сбросил с вешалки простыню, прикрывавшую куртку. Собрал портфель и замер, услышав в коридоре шаги.
Неужто по его душу?!
Коллеги давно разошлись, и он один на этаже. Ну нет, никаких поблажек. С номерком, без номерка – хорошего понемножку. Да и шаги больно бодрые, для его-то пациентов.
Он уже решительно надевал куртку, когда дверь распахнулась.
На пороге стояли двое.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: нежданные визитеры ничуть не нуждались в медицинской помощи. Они выглядели здоровыми, как лоси.
Не спрашиваясь и вообще не говоря ничего, один шагнул к столу, взял карту Остапенко, коротко вздохнул и обернулся к своему спутнику.
Все происходило в полном молчании.
Возможно, он прикрыл глаза на миг – доктор не видел.
Он, доктор, вообще больше ничего не видел. И звука не услышал – с похожим звуком из бутылок вылетают пробки.
Первая пуля попала доктору в сердце, и он умер еще до того, как повалился на пол. Вторая, уже ненужная совершенно, догнала его в падении и продырявила легкое. Третий выстрел традиционно стал контрольным, и между бровей образовалось черно-красное отверстие.
Пока напарник нашпиговывал хозяина кабинета свинцом, первый вошедший прибрал к рукам карту Остапенко. Быстро просмотрел последнюю запись. Взялся за лист с намерением выдрать его, но передумал и сунул карту в обычный «дипломат». Щелкнули замки.
На все ушло не более двух минут.
По их истечении в кабинете не осталось ни души – впрочем, о душе доктора, покинувшей тело, нельзя сказать ничего определенного. Не исключено, что она все еще оставалась на рабочем месте и в ужасе взирала на свое недавнее пристанище.
Незнакомцы проворно сбежали по лестнице в вестибюль, где один на пару секунд задержался. Со стороны могло показаться, что у него возник какой-то вопрос к регистраторше. Вскоре он нагнал товарища, и оба вышли из поликлиники, пересекли темнеющий двор, скрылись под аркой.
Вестибюль был залит ровным электрическим светом. Оконца справочного и квартирной помощи были закрыты заслонками.
Из регистратуры не доносилось ни шороха.
Медсестры-регистраторши не было видно, и не удивительно: она вытянулась на полу, наконец-то сравнявшись с недосягаемым доктором – хотя бы по количеству пуль, засевших в теле.
Медсестры часто страдают комплексом неполноценности – на фоне врачей. Но вряд ли кому-то захочется стать равным небожителям по воле горячего свинца.
...Остапенко обнаружили через двое суток.
Шум подняла почтальонша, принесшая Сергею Семенычу пенсию. Остапенко отличался отменной пунктуальностью. В положенные дни он всегда сидел дома, ждал. Он именно сидел, на табурете, у двери, потому что слышал не очень хорошо. Отстегивал благодетельнице за труды, по чуть-чуть, и та была к нему искренне расположена.
Он жил один, у него не было ни жены, ни детей.
То, что он не отворил дверь на звонки и стук – впервые за много лет, – показалось почтальонше подозрительным. Она насторожилась, хотя никаких серьезных причин для волнения не имела – мало ли, куда ушел пенсионер.
Почтальонша, однако, сочла за лучшее наведаться к соседям.
Заглянуть в замочную скважину она не догадалась, зато догадались они. Видно было чертовски плохо, но в полумраке все же удалось различить запрокинутую руку. Сразу стало ясно, что Сергей Семенович лежит навзничь, в гостиной, потому и виднеется лишь его рука со скрюченными пальцами.
...Вызвали всех, кого касаются такого рода происшествия.
– Как болел, уж как болел, – сокрушалась соседка. – Все бодрился, а мне намедни сон вышел, что не жилец он...
Но вскоре она умолкла.
Когда стало очевидно, что если сон ее и имел некоторое касательство к случившемуся, то состояние здоровья Сергея Семеныча тут оказалось уж явно ни при чем.
Труп пенсионера представлял собой такое зрелище, что услуги скорой помощи, прибывшей на место, понадобились именно соседке, а не Остапенко. Сердобольную старушку увели под руки и долго пребывали в сомнениях – оставить ли ее дома или все-таки отвезти в больницу.
Сергея Семеновича, как сразу стало понятно, долго допрашивали. Допрос этот включал в себя многие методы, широко практиковавшиеся гестапо и другими родственными службами. Кровоподтеки, выдернутые ногти, следы ожогов. По завершении допроса Остапенко задушили его же собственным ремнем.
В квартире царил разгром, убийцы что-то искали. Если и были следы борьбы, то они терялись среди общего хаоса. Впрочем, вряд ли пенсионер-инвалид мог активно сопротивляться. Случившееся – не имея даже к тому очевидных оснований – незамедлительно привязали к недавней бойне, устроенной в поликлинике, по поводу которой уже вовсю гудел весь город. Не сразу даже вспомнили и осознали, что да – Остапенко, можно сказать, дневал там и ночевал; «компетентным лицам» достаточно было самого факта убийства, совершенного по соседству со злополучным учреждением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12