Однако тот не исчез, а каким-то непостижимым образом закрепился, прижился, привился.
После него захаживали в Зуевку и другие исследователи, зачастую у него же и останавливавшиеся, но все они бесследно исчезали после первого же или второго посещения тайги.
Никаких научных исследований – в понимании зуевцев – чужак не проводил, только в лес наведывался регулярно и – что удивительно – неизменно возвращался в добром здравии и полном благополучии! Никто не видел у него не то что научного прибора, но даже чего-нибудь, напоминающего такой прибор. Обыкновенный мужичина, медведь. Тем не менее, он столь же непостижимым образом и очень быстро завоевал неоспоримый авторитет.
Он действительно оказался настоящим лекарем: разбирался в болезнях, знал травы; в редкие минуты откровенности и разговорчивости любил побеседовать на религиозные темы и заворачивал иной раз такое, чего никто из местных не в силах был постичь. Церкви в Зуевке не было; сами же зуевцы были весьма далеки от религии, хотя и веровали – вот только сами не до конца постигали, во что именно.
Нечто подобное в смысле беседы намечалось и нынче, и штоф с самогоном был тому верным признаком.
– С чем пожаловал? – пророкотал Павел Ликтор, нависая над невольно съежившимся Ляпой. – С Полинкой что-то стряслось?
Ляпа съежился еще больше: он еще не успел и слова сказать, а Ликтор его раскусил. Ляпа тяжело вздохнул, и от волнения вздох его неожиданно завершился тонким писком. Устыдившись, Ляпа вконец растерялся.
– На, расслабься.
Ляпа с готовностью принял дрожащей рукой стопарь, выдохнул, привычным движением опрокинул в себя самогон и зажмурился; лицо его страдальчески скривилось. Хозяин сунул ему краюху хлеба с салом:
– Подыши.
Гость схватил хлеб, раздувая ноздри, понюхал, откусил небольшой кусочек, вдумчиво зажевал.
Ликтор тоже выпил; в его лице не возникло никаких изменений. Он бросил в бороду малосольный огурец и звучно захрустел.
– Ну? Я еще раз спрашиваю – с Полинкой неладно?
Ляпа скорбно кивнул. Отрицать бесполезно. Да и к чему? Ведь он сам пришел за советом – не знал только, с чего начать.
– Что с ней? Ушла, небось?
Ляпа взглянул на Ликтора; нескрываемый ужас в его глазах мешался с подозрением:
– Откуда знаешь? Может, видел ее?
Хозяин в ответ покачал головой:
– Нет. Да мне ведь не нужно видеть, я и так знаю.
Самогон чудодейственным током растекся по жилам Ляпы, и его напряжение немного спало; он осмелел, расправил плечи.
– Чудной ты человек, Павел. Что ты знаешь? Откуда? Ты здесь всего несколько лет и с Полинкой едва ли двумя словами перекинулся, а все о ней знаешь… Читаешь в душе, будто в книге…
Ликтор усмехнулся, пренебрежительно махнул рукой:
– У каждого свой дар. Тебе вот Господь дал умение детей строгать, а мне – другое… Мне твое – без надобности, да и тебе мое – ни к чему.
– Что же это за другое такое? Особое зрение какое-то?
Ликтор погрозил Ляпе пальцем:
– Слово изреченное есть ложь. Слово изреченное не принадлежит изрекшему, оно само по себе. Буду болтать – не будет и дара. Господь прогневается, лишит. Давай по второй.
Он заново наполнил стопари, и Ляпа выпил еще. Круглое лицо его разрумянилось, глаза затянуло чуть видимой пленкой.
Он оставил попытки разобраться в способностях Ликтора. Пришел за помощью – так надобно излагать суть дела, а не лезть предполагаемому благодетелю в душу.
– Кажись, на Полинке сглаз, – сумрачно сообщил Ляпа.
– Знаю и про то, – кивнул хозяин, похрустывая огурцом. Взял себе огурец и Ляпа.
– Малой она еще совсем была, – продолжил рассказ Ляпа. – Пришлый человек проходил мимо, когда игралась. Никто его не видел – ни прежде, ни после. Прошел – и будто не было его. Поглядел на Полинку так косо, быстро, словно отметил – и началось. Почти сразу странная сделалась. И до сих пор она у меня не в себе. Люди шепчутся, что ведьма.
– Ну?! Так уж сразу и ведьма? Это постараться надо, чтобы тебя ведьмой сочли. Особенные заслуги требуются, дела…
Ляпа согласно кивнул:
– А ты будто и не слыхивал! Вон, вчера пролежала весь день на печи, ни слова от нее не добились, а к вечеру слезла и вышла; ну, мы думали, что до ветру. Пять минут ждем, десять, потом отвлеклись – хозяйство-то приличное, да ребятня. Потом смотрим – уж два часа прошло, а Полинки все нет. Ну, тут нам все ясно стало…
– Так она же не в первый раз отлучается, верно?
– Не в первый, правильно говоришь…
– Ну а что же ты раньше молчал, не приходил?! Почему сегодня? Успокойся, вернется она. Всегда возвращалась – объявится и теперь.
Ляпа-Растяпа поерзал на лавке.
– У тебя же дар, – прищурился он. – Как будто не ведаешь, почему…
– Может быть, и ведаю, да только хочу от тебя самого услышать.
– Слово изреченное?
Ликтор кивнул.
– Точно. Скажешь – и легче будет, освободишься. Слово перестанет быть твоим, оно полетит…
– В космос, что ли?
– А хоть бы и в космос. Нам про то знать заказано.
Гость снова тяжело вздохнул.
– Добро, будь по-твоему. Полинка как смоется, так жди беды… Вернется – и сразу же то на птицу мор нападет, то с кем-нибудь хворь приключится. Как будто тот пришлый ей тоже, понимаешь, дар передал… от которого дай Бог уберечься. Агафона-то помнишь?
Ликтор кивнул:
– Как же, помню. Широкой души был человек. Ты наливай сам, не стесняйся. Я пока повременю, мне ясная голова нужна, а тебе наоборот – замутиться неплохо.
Ляпа никогда не отказывался от дармовой выпивки и радостно ухватился за бутыль. Усугубив, стал более словоохотливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12