Он объяснил, в чем дело, и изложил свою идею насчет утреннего парома. Марен предложила воспользоваться одной из яхт, обычно стоящих на якоре в проливе между островами Сент-Маргерит и Сент-Онора. Одна-две всегда там были, а в хорошую погоду и того больше, потому что из Канна приплывали любители позагорать, искупаться и перекусить на природе. Дело того стоило.
Пролив был шириной с четверть мили. Марен и Чессеру пришлось бы плыть от силы сто пятьдесят-двести ярдов. Чепуха. А убедить кого-нибудь взять их на борт и отвезти в Канн для Марен не составило бы ни малейшего труда.
Чессер согласился с ее планом. До пролива было рукой подать. На рассвете они спустятся по скалам на берег – во время отлива им придется плыть даже меньше. На ночь они укрылись в наземном бункере. Устроились на цементном полу возле стены – напротив двери. Кроме двери, в бункере было еще три входа. Самый большой – наверху, в потолке. Отверстие для орудийного ствола. Снаружи пробраться сквозь него было нельзя: его почти затянула разросшаяся куманика. На стенах справа и слева были амбразуры – горизонтальные щели примерно тридцать шесть на десять дюймов – слишком узкие для мужчины. Значит, единственным входом для Толанда и его людей оставалась дверь.
На мгновение Чессер и Марен почувствовали себя в безопасности. Сейчас ночь. Остров большой – они могут быть где угодно. Толанд – даже если он разнюхал о существовании бункера – наверняка не знает, где искать. Но завтра – завтра все будет иначе.
Чессер положил пистолет на пол рядом с собой. Марен держала свой на коленях. Оба были сняты с предохранителей. У Чессера в голове вертелась единственная мысль. Наконец он высказал ее:
– Откуда им, к чертям, известно, где мы? – Марен не ответила. – Они не могли нас вычислить. – Марен продолжала молчать. – Наверняка им кто-то сообщил.
– Да, – тихо сказала она.
– Но кто?
Чуть погодя ока проговорила:
– Мы уехали из Лондона не попрощавшись, и я позвонила отсюда.
Чессер сразу понял, что она звонила Милдред. Его внезапно охватила такая злость, такая злость, что на минуту он возненавидел Марен. Безрассудная дура. Ну ее к дьяволу. И Милдред вместе с ней. Он ведь сразу раскусил эту карлицу. Естественно, она отказалась от чека, который он предложил. Ей предстояло получить куда больше – от Системы. Проклятая коротышка! Она их заложила.
– Я ненарочно, – сказала Марен голосом, в котором явно слышались слезы.
Чессер снова ее любил. Он представил, что она сейчас чувствует. Наверно, нет боли мучительнее, чем боль обманутого доверия. Он обнял Марен и прижал к себе. Провел рукой по ее щеке: она была влажная. Чессер порадовался, что в темноте не видит ее слез. Но он их ощущал и ненавидел отчаяние, которое они выражали, ненавидел Милдред – больше за это, чем за все остальное.
– Я правда ненарочно позвонила, – повторила Марен, имея в виду, что на этот раз она не призывала на их головы опасность.
– Думаю, нас выдала не Милдред, – солгал Чессер.
– Не Милдред? – с надеждой спросила Марен.
– Нет, – лгал Чессер. – Ей же есть, что терять, – могущество и все такое. – Он изобретал на ходу. – По-моему, это Катрин из гостиницы. Она вечно звонила по телефону, помнишь? Небось проболталась кому не следует. Все ее друзья сплошные сплетники.
– Катрин?
– Ну да, – с преувеличенным убеждением сказал Чессер и замолчал: пусть обдумает новый вариант.
Ложь помогла. Марен не вполне поверила, но не исключила и такой возможности, а потому приняла гипотезу Чессера. Лучше это, чем ничего.
Чессер вспомнил, что захватил сигареты. Он зажег две.
– Ноги болят, – пожаловался он, пытаясь отвлечь Марен.
– Бедняжка, – утешила она.
Он вытянул ноги, и Марен коснулась его ступней.
– Вечно ты теряешь ботинки, – сказала она.
Чессер вспомнил, когда в прошлый раз потерял их. Когда провел ночь у леди Болдинг.
– Пить хочется, – произнес он, стремясь переменить тему.
– Лучше об этом не думать.
Но Чессер не мог об этом не думать. Он и правда хотел пить после такой пробежки.
– Пососи что-нибудь, – посоветовала она. – Так всегда делают, когда заблудятся в пустыне. Зачем-то гальку в рот кладут.
Она нащупала пуговицу на платье. Оторвала и положила Чессеру в рот.
– Надо же провести ночь – возможно, нашу последнюю – в таком идиотском месте, – сказал он.
– Эта не последняя.
– Они убийцы. Толанд и те, что с ним. Сразу видно.
– Лучше умереть так, чем в постели. Чессер фыркнул.
– Правда, – Марен была серьезна. – Многие ложатся в постель и ждут конца. Они медленно умирают – вместо того, чтобы заняться чем-то более приятным. Думаю, люди должны встречать смерть, а не ждать, пока она придет за ними.
«Она уже близко», – подумал Чессер.
– Я тебе рассказывала о своем дяде? О старом Улане?
– Нет.
– Его уложили в постель и сказали, что через пару дней он умрет. Дядя Улан знал, что это правда, поэтому лежать не согласился. Он надел выходной костюм, поехал в Стокгольм, напился, ворвался на заседание риксдага и стал поносить правительство. Его забрали в участок, потом выпустили, он снова напился, переспал с тремя шестнадцатилетними девицами сразу, заказал в ресторане самые дорогие блюда и отказался платить, потому что денег у него не было. После этого ограбил банк на шестнадцать миллионов крон и был убит по дороге к самому знаменитому во всей Швеции публичному дому.
Чессер засмеялся.
– Ну ты фантазерка!
– Это правда, – настаивала Марен. – Не все, конечно.
– У тебя, небось, и дяди Улана-то не было.
– Был. Он мне сказки перед сном рассказывал. Когда был дома, а не искал приключений.
– Смешно будет, если нас тут ухлопают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103