– „Солдаты и офицеры, дорогие друзья, советские воины! Мы прошли славный путь от Сталинграда, Курской дуги и пришли к стенам проклятого фашистского логова. Настал час расплаты, час священной мести за наши разрушенные города и села, за миллионы ни в чем не повинных братьев и сестер, матерей и отцов, детей, стариков, замученных, расстрелянных, повешенных фашистскими палачами. Наш священный долг – отомстить гитлеровским извергам за Освенцим и Майданек, за Бабий Яр и Поныри, за кровь и муки невинных жертв. Настал желанный час нанести последний удар по фашистским иродам, по проклятому логову зверя, чтобы навеки веков отучить разбойников-иродов поднимать оружие против нашей любимой Отчизны. Отрубим кровожадную лапу фашистскому зверю. Сильнее натиск на врага. Смерть немецким оккупантам!..“Старый солдат громко читал, и голос его дрожал от волнения. По обросшим, измазанным кирпичной пылью щекам катились слезы.Бойцы курили, слушали батю молча, и в глазах многих из них блестели такие же слезы.Ждали сигнала. И вскоре он раздался. Поздней ночью, перед самым рассветом, вспыхнули сотни прожекторов, осветивших ярким сиянием город. Тысячи орудий всех калибров ударили со всех сторон. В облачном небе загудели тяжело груженные бомбардировщики. Они обрушили на город свой смертоносный груз. Улицы, площади покрылись обла ками дыма, пыли, пламени. Началось светопреставление.Оглушенные сплошным гулом бойцы смотрели на пылающий город с чувством гордости. В самом деле шла грозная расплата. Теперь они почувствуют, что такое война. Им войны захотелось, так вот они ее получили во всей красе, и пусть радуются, пусть задыхаются проклятые фашисты в дыму и пламени.Долго длилась могучая канонада. Города уже не видно было: весь покрытый дымом, пламенем, рушился, стонал. Огненные валы все нарастали, и вслед за ними шли пехотинцы-автоматчики, выкуривая из горящих и уцелевших зданий нацистов, которые еще сопротивлялись.Рядом, а подчас впереди пехотинцев, катили свои орудия пушкари-истребители. Они быстро разворачивали среди руин свои пушки, обрушивая яростный огонь на дома, откуда немцы вели огонь, швыряли гранаты.Рядом с Петром и Кутузовым, стараясь ни на шаг не отставать, шел, толкая впереди себя запыленную пушку, старый солдат. Едкий дым пожарищ мешал бывшему пожарнику из Деражни дышать. Он насквозь пропотел и сбросил с себя гимнастерку, засучил рукава нижней рубахи, как это делали другие артиллеристы, и быстро выполнял приказы командира орудия Петра Зубрицкого. Хоть очень трудно было ему, но радость подогревала душу: вот уже желанная цель. Скоро конец. Еще немного, и можно будет отдохнуть, зачехлить орудие. Он сюда шел со своими боевыми друзьями тысячи километров сквозь огонь и смерть. Сперва шел на восток, а потом на запад, вот к этому проклятому логову зверя.Осуществилась его заветная мечта. Теперь ничто уже не страшно. То и дело отряхивая с себя пыль, отирая рукавом вспотевшее лицо, заплывшие слезами гордости глаза, он неустанно бил из орудия, выпуская снаряд за снарядом.Он работал с упоением, самозабвенно, как, бывало, там, дома, в кузне, когда была срочная работа и люди ждали.Всю ночь артиллеристы вели бои среди развалин. Обреченные не сдавались, и надо было их отовсюду выкуривать, чтобы открыть путь автоматчикам и нашим танкам. Ранним утром выбрались на разбитую улицу, и, когда немного рассеялись дым, копоть, ребята увидели приземистое, мрачное здание с зеленым куполом и просветлели:– Батя, глянь, куди ми дійшли! – сияя от счастья, воскликнул Петро Зубрицкий и одним махом выбрался на груду битого кирпича. – Щоб я помер, бачу рейхстаг чи біс його знає, як він зветься…– Ну, конечно, он! – прервал его єфрейтор Кутузов, – А там, сбоку, эти, как их там – Бранденбургские ворота…Ребята спешили к горке посмотреть на рейхстаг, но кто-то рассвирепел:– Вы куда? А ну слазь! Жизнь вам надоела? По местам! Фрицы только таких раззяв, как вы, и ждут. Вон стреляют их снайперы, фаустники, будь они прокляты. По местам!..Все отхлынули в сторону, и через несколько секунд вблизи горки, где ребята только что любовались рейхстагом и Бранденбургскими воротами, разорвалась брошенная из подвала граната.Артиллеристы заняли свои места и стали бить по целям.А дым повсюду все взвивался к небу. Давно солнце взошло, но его не видно было. Огонь усиливался. Бой шел рукопашный вокруг здания и в самом здании рейхстага, где забаррикадировались отпетые фашистские палачи-смертники. А на прилегающих улицах, на Унтер-ден-Линден, на Фридрихштрассе артиллеристы выкуривали, выбивали засевших эсэсовцев, оказавших отчаянное сопротивление, мешавших нашим солдатам продвигаться вперед.В минуту передышки Гинзбург, всматриваясь в мрачное, приземистое здание рейхстага, окутанное едкой гарью, пламенем, сказал однополчанам:– Холера, держатся, не хотят сдаваться… Но, видно, недолго там осталось им портить воздух… – И, затянувшись толстой цигаркой, продолжал: – Здорово наши им там дают прикурить. Молодцы. Ну, как, ребята, дожили до этого дня? Что я вам говорил? Смеялись надо мной, а теперь? Вот и логово, будь оно проклято!..– Хоть бы поймали живьем мерзкого Гитлера и повесили на том куполе для всеобщего обозрения! – вставил ефрейтор Кутузов.– А ты что же думал, палач будет сидеть и ждать, пока наши его укокошат или повесят? – вмешался в разговор Петро. – Наверно, уже бежал без задних ног, и ища ветра в поле.– Никуда от наших бесноватый не убежит, – важно бросил старый солдат. – Разведчики наши вчера рассказывали, что паршивец застрелился в бункере. Раньше застрелил свою любовницу…– Какая же у евнуха может быть любовница?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17