Бедняк из Шенея вырыл в мореновой гряде Тюэрреша яму и в том самом
месте, которое указал Меше, извлек на поверхность целую груду старинных
драгоценностей. При виде их он громко закричал от радости Но Меше, стоя с
ним рядом, заплакал и сказал: "Я вижу, как некий человек убивает брата
своего из-за одного лишь такого блестящего камушка. И происходит это десять
тысяч лет спустя. Эта вот яма, откуда достал ты сокровище, станет могилой
убиенного, о человек из Шенея. Я знаю также, где твоя собственная могила,
ибо я вижу тебя лежащим в ней".
Жизнь каждого человека -- в Центре Времен; все жизни были ясно увидены
Меше и запечатлелись в его Глазу. Мы, люди, стали зеницами очей его. А
деяния наши -- его Ясновидением. Бытие наше дало ему Знание.
В самой гуще леса Орнен, что раскинулся на сто тысяч шагов в длину и
сто тысяч шагов в ширину, стояло дерево хеммен. Дерево было старым,
раскидистым, с сотней крупных ветвей, и на каждой сотня мелких веточек, а на
каждой веточке -- сотни сотен иголок. И дерево это сказало своей душе, что
гнездится в корнях: "Видны все мои листья-иглы, кроме одной; эту
единственную иголку скрывают во тьме остальные. Это моя великая тайна. Кто
распознает ее во тьме, среди бесчисленных моих игл? Кто сочтет их все?"
В своих скитаниях Меше проходил как-то через лес Орнен и именно с этого
дерева хеммен сорвал именно ту маленькую веточку с заветной иголкой, которую
и сломал.
Ни одна дождевая капля не упадет снова с небес во время осенней
непогоды, если она падала раньше; а осенние дожди выпадали и раньше, и
выпадают сейчас, и будут выпадать всегда в это время года. Меше видит каждую
каплю, знает, куда она падала, падает и упадет в будущем.
У Меше в зенице ока -- все звезды и тьма межзвездная, все это залито
ярким светом.
Отвечая на тот Вопрос лорда Шортха, в миг Ясновидения Меше узрел все
небеса разом, как если бы все это было одно лишь солнце. Над землей и под
землей -- вся сфера небесная была залита светом, как поверхность солнца, и
тьмы не было вовсе. Ибо видел он не то, что было, и не то, что будет, но то,
что есть. Те звезды, что, исчезая с небосклона, уносят с собой свой свет,
единовременно запечатлелись в его Глазу и светили теперь все сразу 7.
Тьма есть лишь в глазу смертного, считающего, что он видит все, однако
не видит ничего. Во взгляде Меше тьмы не существует.
А потому те, кто взывает ко Тьме 8, обезумели и были исторгнуты со
слюной изо рта Меше, ибо они дают имена тому, чего не существует, называя
это несуществующее Истоком и Концом.
Нет ни истока, ни конца, и все существует лишь в Центре Времен Подобно
тому как все звезды разом могут отразиться в одной лишь капле дождя,
падающего с небес в ночи, так и капля эта тоже отражается сразу во всех
звездах мира. Не существует ни тьмы, ни смерти, ибо все сущее -- лишь в
великом Миге Ясновидения, и концы и начала едины.
Един Центр Всех Времен, как един миг Ясного Видения, как един закон и
вечный свет Так загляни же теперь в Глаз Меше!
Глава 13. НА ФЕРМЕ
Обеспокоенный внезапным появлением Эстравена, его осведомленностью и
яростной настойчивостью его предостережений, я остановил такси и помчался
прямо к Комменсалу Обслу, намереваясь спросить, откуда Эстравену известно
столь многое и почему он внезапно возник передо мной буквально из пустоты,
пытаясь заставить меня сделать именно то, что еще вчера сам Обсл советовал
мне ни в коем случае не делать. Комменсала дома не оказалось; привратник не
знал, где он и когда вернется. Тогда я поехал к Иегею, но с тем же
результатом. Шел сильный снег; это был самый мощный снегопад за всю осень;
шофер отказался везти меня дальше, поскольку резина у него на колесах была
нешипованная, и отвез к Шусгису. В тот вечер мне также не удалось и по
телефону связаться ни с Обслом, ни с Иегеем, ни со Слозом.
За обедом Шусгис объяснил мне: идет праздник Йомеш; на торжественной
церемонии ожидается присутствие Святых, а также высокопоставленных лиц и
администрации Комменсалии. Он также объяснил мне поведение Эстравена, и,
надо сказать, довольно-таки злобно: как поведение человека, некогда
могущественного, но утратившего власть, который хватается за любую
возможность повлиять на кого-то или на что-то, но поступает все более и
более неразумно, со все возрастающим отчаянием, ибо сознает, что неизбежно
погружается в бессильную безвестность. Я согласился; это, пожалуй,
соответствовало возбужденному, почти отчаянному поведению Эстравена. Однако
по-прежнему не мог избавиться от беспокойства, странным образом охватившего
и меня после той встречи. В течение всей долгой и обильной трапезы я
чувствовал какую-то смутную тревогу. Шусгис говорил не умолкая, обращаясь не
только ко мне, но и к своим многочисленным помощникам и лизоблюдам, которые
каждый вечер садились с ним вместе за стол; я никогда еще не видел его столь
велеречивым и оживленным. Когда обед наконец закончился, было уже достаточно
поздно, чтобы снова куда-то ехать. К тому же, как сказал Шусгис,
торжественная церемония еще продолжается и окончится далеко за полночь, так
что все Комменсалы все равно будут заняты. Я решил отказаться от ужина и
пораньше лег спать. Где-то среди ночи, когда до рассвета было еще далеко,
меня разбудили какие-то неизвестные мне люди и сообщили, что я арестован;
после чего меня под стражей препроводили в тюрьму Кундершаден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111