бури же как бы отодвинуты к самым границам Великих
Льдов. Отсюда, между прочим, все эти легенды о тихом месте в сердце пурги(
Возможно, это было бы нам на руку. А больше надеяться не на что.
-- Значит, вы серьезно намереваетесь(
-- Иначе не имело бы смысла вытаскивать вас с Фермы Пулефен.
Он все еще вел себя очень сдержанно, казался уязвленным и мрачным.
Вчерашний ночной разговор потряс нас обоих.
-- Насколько я понимаю, вы считаете, что пересечь Ледник зимой -- это
меньший риск, чем ждать тут до весны, чтобы сесть на корабль?
Он кивнул и лаконично пояснил:
-- Там, во льдах, мы будем одни.
Я некоторое время обдумывал его слова.
-- Надеюсь, вы приняли во внимание мою неприспособленность к здешним
условиям? Я не настолько "морозоустойчив", как вы, даже сравнивать нечего. И
довольно плохой лыжник. К тому же и состояние у меня не ахти, хотя мне уже
значительно лучше.
Он снова кивнул.
-- Я считаю, что нам стоит попробовать, -- сказал он с той абсолютной
простотой, которую я так долго принимал за ироничность.
-- Хорошо.
Он взглянул на меня и допил свой орш. Этот напиток вполне мог сойти за
чай; орш варят из поджаренных зерен особой морозоустойчивой пшеницы;
получается коричневый кисло-сладкий напиток, богатый витаминами А и С,
сахарозой и весьма приятным тонизирующим веществом типа лобелина. Там, где
на планете Гетен нет пива, всегда есть орш; там же, где нет ни пива, ни
орша, нет и людей.
-- Это будет непросто, -- сказал он, поставив чашку на пол. -- Очень
непросто. Если не повезет, нам не выбраться.
-- Лучше уж умереть там, во Льдах, чем в помойке, из которой вы меня
вытащили.
Он отрезал пару ломтиков сушеного хлебного яблока, предложил мне и сам
тоже стал задумчиво жевать.
-- Нам понадобится еще еда, -- сказал он.
-- А что будет, если мы доберемся до Кархайда?.. Я имею в виду -- с
вами? Вы ведь все еще считаетесь изгнанником.
Он глянул на меня своими темными глазами -- глазами выдры.
-- Да. Видимо, мне лучше будет остаться по эту сторону.
-- А когда в Оргорейне обнаружат, что именно вы помогли их пленнику
бежать?..
-- Чего уж тут обнаруживать. -- Он слабо улыбнулся и сказал: -- Прежде
всего нам необходимо перебраться через Ледник.
Я не выдержал:
-- Послушайте, Эстравен, вы, пожалуйста, простите меня за то, что я
сказал вчера(
-- Нусутх. -- Он встал, все еще что-то жуя, надел свой хайэб, плащ,
теплые башмаки и, словно выдра, скользнул наружу, в щель самоуплотняющейся
войлочной двери. Потом снова просунул голову внутрь: -- Я, может быть,
вернусь довольно поздно или даже завтра. Вы тут продержитесь без меня?
-- Конечно.
-- Хорошо.
И исчез. Я никогда не встречал человека, который бы столь полно и
мгновенно умел перестраиваться в изменившихся условиях, как Эстравен. Я
поправлялся и почти готов был двинуться в путь; он же как раз вышел из
состояния танген; и едва это стало ему ясно, как он уже был готов. Он
никогда не спешил, не порол горячку, но он всегда был готов. Без сомнения, в
этом и крылась тайна его необыкновенной политической карьеры (которой он
пожертвовал ради меня), этим объяснялось его доверие ко мне и преданность
моему делу. Когда я только еще прибыл на Гетен, он уже был готов к этому.
Никто больше на планете Зима готов к этому не был.
И все же он считал себя человеком довольно медлительным, не слишком
расторопным и очень не любил резкую смену обстоятельств Однажды он сказал
мне, что, будучи изрядным тугодумом, вынужден порой руководствоваться некоей
"общей интуицией", якобы подсказывающей ему, куда в данный момент
поворачивается колесо фортуны, добавив, что эта интуиция редко его подводит.
Он рассказывал об этом очень серьезно; вполне возможно, что это так и есть
на самом деле. Предсказатели в Цитаделях не единственные люди на планете
Зима, обладающие даром предвидения. Интуиция давно уже подвластна им, они ее
особым образом тренируют, не пытаясь, впрочем, увеличить вероятность
событий. В этом плане у последователей культа Йомеш тоже есть определенные
возможности; их дар связан, правда, не столько и не только непосредственно с
предсказанием событий, но скорее является специфической способностью видеть
все одновременно, целостно, словно в порыве Озарения.
Пока Эстравена не было, наша печка все время работала на максимуме, и я
наконец-то прогрелся весь -- впервые за долгий срок. Вот только какой? Я
решил, что сейчас, наверное, уже наступил Терн, первый месяц зимы и Нового
года, очередного Года Первого. На Ферме Пулефен я совершенно потерял счет
времени.
Наша печка-плита представляла собой одно из самых замечательных и на
редкость экономичных устройств, созданных гетенианцами за долгие тысячелетия
беспощадной борьбы с холодом. Улучшить ее могло бы, пожалуй, только
использование особых сплавов в батарее питания. Ее биобатареи были
рассчитаны на четырнадцать месяцев непрерывной эксплуатации, КПД был весьма
высок; она выполняла функции обогревателя, плитки и светильника одновременно
и весила всего около полутора килограммов Нам никогда не удалось бы пройти
эти семьдесят километров от Фермы без нее. Должно быть, на ее покупку и ушла
большая часть денег Эстравена -- тех самых, которые я столь высокомерно
вручил ему в Мишнори. Палатка, сделанная из особого пластика, способного
выдерживать сильные морозы и противостоять -- в весьма значительной степени
-- конденсации влаги на внутренних стенках (а ведь это настоящее бедствие во
всех остальных палатках в холодную непогоду);
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111