Поэтому списки жилых помещений она держала в
стенном шкафу на верхней полке, чтобы дети до них не добрались. Она
проверила, действительно ли эта комната зарегистрирована как свободная;
Шевек и Таквер расписались в том, что они ее занимают.

Переезд тоже был несложным. Шевек привез ящик с бумагами, свои зимние
сапоги и оранжевое одеяло. Таквер пришлось сделать три рейса. Один - в
районный распределитель одежды, чтобы взять Шевеку и себе по новому костюму
(у нее было неясное, но выраженное чувство, что это - акт, необходимый для
начала их партнерства). Потом она отправилась в свое старое общежитие, один
раз - за своей одеждой и бумагами, и еще раз - с Шевеком, чтобы забрать
несколько странных предметов: это были сложные концентрические фигуры,
сделанные из проволоки; если их подвесить к потолку, они начинали медленно,
странно двигаться и изменяться. Она сделала их из обрезков проволоки, взяв
инструменты со склада снабжения ремесленников, и назвала их "Занятиями
Необитаемого Пространства". Один из стоявших в комнате стульев совсем
разваливался, поэтому они отнесли его в ремонтную мастерскую, а взамен
взяли там целый. Теперь мебели у них было достаточно. Потолок в новой
комнате был высокий, поэтому в ней было много воздуха и вполне достаточно
места для "занятий...". Барак стоял на одном из невысоких аббенайских
холмов, а в комнате было угловое окно, в которое после полудня светило
солнце, и через которое открывался вид на город, улицы, площади, крыши,
зелень парков, на равнины за городом.

Близость после долгого одиночества, внезапность радости выбили из
колеи и Шевека, и Таквер. В первые несколько декад его отчаянно бросало от
ликования к тревоге; она то и дело раздражалась. Оба были неопытны и
излишне впечатлительны. Чем лучше они узнавали друг друга, тем меньше
становилась эта напряженность. Их сексуальный голод не исчез, а превратился
в страстное наслаждение, их желание быть вместе вспыхивало вновь каждый
день, потому что каждый день утолялось.

Теперь Шевеку было ясно - и он счел бы безумием думать иначе - что
все несчастные годы, проведенные им в этом городе, были частью его
нынешнего счастья, потому что они вели к нему, подготовили его к нему. Все,
что происходило с ним до сих пор, было частью того, что происходит с ним
сейчас. Таквер не видела в происходящем
столь загадочной цепи "следствие /причина/следствие", но ведь она не
была физиком-темпоралистом. У нее было наивное представление о времени как
о проложенной дороге. Ты идешь по ней вперед и куданибудь да придешь. Если
повезет - придешь туда, куда стоит придти.

Но когда Шевек воспользовался ее метафорой и, заменив ее термины
своими, стал объяснять, что, если прошлое и будущее не станут, при помощи
памяти и намерений, частью настоящего, то в человеческом понимании никакой
дороги не будет, идти будет некуда, она кивнула, еще когда он не дошел и до
середины объяснения.

- Вот именно,- сказала она.- Это-то я и делала все эти четыре года.
Это не одно лишь везение. Только частично.

Ей было двадцать три года, на полгода меньше, чем Шевеку. Она выросла
на Северо-Востоке, в сельскохозяйственной общине под названием Круглая
Долина. Это было довольно отдаленное место, и до того, как Таквер приехала
на Северный Склон, в Институт, ей приходилось делать более тяжелую работу,
чем большинству молодых анаррести. В Круглой Долине едва хватало людей,
чтобы выполнять всю необходимую работу, но их община была не настолько
крупной и играла не настолько важную роль в экономике Анарреса, чтобы
компьютеры РРС считали ее нужды первоочередными. Жителям Круглой Долины
приходилось самим заботиться о себе. В восемь лет Таквер каждый день,
проведя три часа в школе, еще три часа работала на мельнице - выбирала из
зерна холума солому и камешки. Практические навыки, приобретенные в
детстве, мало обогатили ее личность: они были частью усилий, которые община
прилагала, чтобы выжить. Во время сева и уборки урожая все, кому было
больше десяти и меньше шестидесяти лет, работали в поле. В пятнадцать лет
она отвечала за координацию графиков работы на четырехстах
сельскохозяйственных участках, которые обрабатывала община Круглой Долины,
и помогала диетологу планировать питание в городской столовой. Все это было
обычным делом, и Таквер не видела в этом ничего особенного, но на ее
характер и взгляды это, конечно наложило определенный отпечаток. Шевек был
рад, что в свое время выполнил свою долю клеггич, потому что Таквер
презирала людей, избегавших физического труда.

- Ты посмотри на Тинана,- говорила она, бывало,- как он ноет и воет
из-за того, что его на четыре декады мобилизовали на уборку корнеплодного
холума, уж до того он хрупкий, прямо, как икринка! Что он, в земле, что ли,
никогда не копался? - Таквер была не слишком снисходительна к чужим
недостаткам, и характер у нее был вспыльчивый.

В Региональном Институте Северного Склона она изучала биологию, и
настолько успешно, что решила продолжить учебу в Центральном Институте.
Через год ей предложили вступить в новый синдикат, который как раз
организовывал лабораторию для изучения методов увеличения и улучшения
поголовья съедобной рыбы в океанах Анарреса. Когда ее спрашивали, чем она
занимается, она отвечала: "Я - ихтиогенетик". Эта работа ей нравилась; в
ней сочетались две вещи, которые Таквер высоко ценила: точность
экспериментальных исследований и цель, состоявшая в у величении и
улучшении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96