- Я рассуждаю, как уррасти,- сказал он себе.- Как проклятый
собственник. Как будто красоту или жизнь можно заработать!

Он попытался вообще ни о чем не думать, позволить поезду нести себя
вперед и лишь смотреть на солнечный свет в ласковом небе и на маленьких
овечек, скачущих в весенних полях.

Нио-Эссейя, город с четырехмиллионным населением, вздымал свои изящные
сверкающие башни за зелеными болотами Дельты, словно сотканный из дымки и
солнечного света. Поезд плавно въехал на длинный виадук, и город стал ярче,
выше, плотнее и вдруг охватил весь поезд ревущей тьмой тоннеля на двадцать
путей, а потом выпустил его и его пассажиров в необъятные сверкающие
просторы Центрального Вокзала, под центральный купол цвета слоновой кости и
бирюзы, по слухам, самый большой из всех куполов, когда-либо построенных
руками на любой планете.

Шевек брел под этим огромным, воздушным куполом через акры и акры
полированного мрамора и наконец, подошел к длинному ряду дверей, через
которые непрерывно проходили толпы людей; все люди казались ему
встревоженными. Он и раньше часто замечал на лицах уррасти эту тревогу и не
мог ее понять. Может быть, они были встревож ены потому, что, как бы много
денег у них ни было, они равно стремились заработать еще больше, чтобы не
умереть с голоду? Или они чувствовали себя виноватыми, потому что, как бы
мало денег у них ни было, все равно всегда находился кто-то, у кого их еще
меньше? В чем бы ни была причина, это придавало всем лицам некую
одинаковость, и Шевек чувствовал себя среди них очень одиноким. Сбежав от
своих гидов и стражей, он не подумал о том, каково ему будет одному в
обществе, где люди не доверяют друг другу, где основная нравственная
предпосылка - не взаимопомощь, а взаимная агрессия. Ему стало страшновато.

Он смутно представлял себе, что будет бродить по городу, заговаривать
с людьми, членами класса неимущих, если такое понятие еще существует, или
трудящегося класса, как они это называют. Но все эти люди спешили куда-то
по делам, они не желали тратить свое драгоценное время на праздную
болтовню. Их спешка заразила его. "Надо куда-нибудь пойти",- подумал он,
выйдя на солнце, на великолепную, запруженную людьми улицу Моиэ. Куда? В
Национальную Библиотеку? В зоопарк? Но он не хотел осматривать
достопримечательности.

Он в нерешительности остановился перед привокзальной лавочкой,
торговавшей газетами и сувенирами. Газетный заголовок гласил: "ТУ ПОСЫЛАЕТ
ВОЙСКА НА ПОМОЩЬ БЕНБИЛИЙСКИМ МЯТЕЖНИКАМ",- но Шевек не обращал на него
внимания. Он смотрел не на газету, а на цветные фотографии, разложенные на
витрине. Он Ему подумалось, что у него нет ничего на память об Уррасе.
Когда путешествуешь, надо привозить домой сувениры. Ему понравились эти
фотографии, пейзажи А-Ио: горы, на которые он поднимался, небоскребы Нио,
университетская часовня (почти вид из его окна), крестьянская девушка в
красивом провинциальном наряде, Башни Родарреда, и та, что первая бросилась
ему в глаза: новорожденная овечка на усеянном цветами лугу; овечка
брыкалась и, казалось, смеялась. Маленькой Пилун понравилась бы эта овечка.
Он взял по одной открытке каждого вида и подал их продавцу.

- ...И пять - это пятьдесят, и ягненок, итого шестьдесят; и карту,
правильно, господин, одна и сорок. Хорош денек сегодня, наконец-то весна
пришла, не правда ли, господин? А помельче не найдется, господин? - Шевек
подал было ему банкноту в двадцать единиц. Он порылся в сдаче, которую ему
дали, когда он покупал билет на поезд, и, кое-как разобравшись в
достоинстве бумажек, и монет, набрал одну единицу и сорок.

- Все правильно, господин, спасибо, желаю приятно провести день!

За деньги можно купить и любезность, а не только открытки и карту?
Насколько любезен был бы этот лавочник, если бы он пришел сюда, как
анаррести приходят в распределитель товаров: взял, что нужно, кивнул
администратору и вышел?

Бесполезно, бесполезно так думать. Живешь в Стране Собственности -
думай, как собственник, ешь, как собственник, одевайся, как собственник,
веди себя, как собственник, будь собственником.

В центре Нио не было парков, земля была слишком дорога, чтобы тратить
ее на всякое баловство. Он все дальше углублялся в те самые огромные,
сверкающие улицы, по которым его много раз водили. Он вышел на улицу
Саэмтэневиа и поспешно свернул с нее, не желая повторения этого древнего
кошмара. Теперь он попал в деловой район. Банки; здания учреждений;
правительственные здания. Неужели весь Нио-Эс сейя - такой? Громадные
сверкающие коробки из камня и стекла, гигантские, слишком декоративные,
огромные упаковки, пустые, пустые.

Проходя мимо окна первого этажа с вывеской "Картинная галерея", он
завернул туда, надеясь избавиться от нравственной клаустрофобии улиц и
вновь найти красоту Урраса в музее. Но в этом музее на раме каждой картины
была наклеена этикетка с ценой. Он изумленно уставился на искусно
написанную нагую женщину. На этикетке стояло: "4000 МДЕ (Международная
денежная единица)".

- Это - работа Фейте,- сказал смуглый мужчина, неслышно рядом с
Шевеком неделю назад у нас их было пять. Скоро - главное место на рынке
картин. Вложить деньги в Фейте - самое верное дело, сударь.

- Четыре тысячи единиц... этих денег в этом городе хватило бы на год
двум семьям,- сказал Шевек.

Смуглый внимательно оглядел его и протянул:

- Да... Ну... видите ли, сударь, это ведь произведение искусства.

- Человек создает произведения искусства, потому что не может не
создавать их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96