- Чуть было не ослеп от Света Разума, а? - сказал тихий голос.
Обернувшись, Ганиль увидел человека со светлой кожей и голубыми
глазами - голубыми по-настоящему, как у кота-альбиноса или у слепой
лошади, Ганиль, чтобы не смотреть на уродство, сразу отвел глаза в
сторону, но светлокожий продолжал тихим голосом (что был тот же самый
голос, который во время принесения Клятвы прошептал: "Не клянись"):
- Я Миид Светлокожий, мы с тобой будем работать вместе в Мастерской
Ли. Как насчет пива, когда мы отсюда выберемся?
Было очень странно после всех потрясений и торжественных церемоний
этого дня очутиться в сыром, пахнущем пивом тепле харчевни. Голова у
Ганиля закружилась, Миид Светлокожий выпил полкружки, с видимым
удовольствием стер с губ пену и спросил:
- Ну, что ты скажешь о посвящении?
- Оно... оно...
- Подавляет?
- Да, - обрадовался Ганиль, - лучше не скажешь - именно подавляет.
- И даже... унижает? - подсказал Светлокожий.
- Да, великое... великое таинство.
Ганиль сокрушенно уставился в кружку с пивом, Миид улыбнулся и сказал
тем же своим тихим голосом:
- Знаю, а теперь допивай скорей. Пожалуй, тебе следует показать этот
ожог Аптекарю.
Ганиль послушно вышел за ним следом на вечерние узкие улочки, забитые
пешеходами и повозками - как на лошадиной и воловьей тяге, так и пыхтящими
самодвижущимися. На Торговой площади ремесленники сейчас запирали на ночь
свои будки, и уже были закрыты на крепкие засовы огромные двери Мастерских
и Лож на Высокой улице. То там, то здесь, словно растолкав нависающие над
улицей, налезающие один на другой дома, появлялся гадкий, без окон, желтый
фасад храма, украшенный лишь полированным медным кругом. В темных,
недолгих летних сумерках под неподвижной пеленой облаков темноволосые,
бронзовокожие люди Обычного дня собирались группами, стояли без дела,
толкались и разговаривали, переругивались и смеялись, и Ганиль, у которого
от усталости, боли и крепкого пива кружилась голова, старался держаться
поближе к Мииду; хоть он и был теперь Мастером, чувство у Ганиля было
такое, как будто только этот голубоглазый незнакомец знает путь, которым
ему, Ганилю, следует идти,

- XVI плюс XIX, - раздраженно сказал Ганиль. - Что за чушь, юноша, ты
что, складывать не умеешь?
Ученик густо покраснел.
- Так, значит, не получается, Мастер Ганиль? - неуверенно спросил он.
Вместо ответа Ганиль вогнал до отказа металлический прут в его гнездо
в паровом двигателе, который юноша чинил; прут оказался на дюйм длиннее,
чем нужно.
- Что из-за того, Мастер, что большой палец у меня слишком длинный, -
сказал юноша, показывая свои руки с узловатыми пальцами. Расстояние между
первым и вторым суставами большого пальца было и в самом деле необычно
велико.
- Да, это правда, - сказал Ганиль, его темное лицо стало еще темнее.
- Очень интересно. Но не важно, короткая или длинная у тебя мерка - важно
только, чтобы ты применял ее последовательно. И что еще важно, запомни,
ты, тупица, так это то, что если сложить XVI и XIX, XXXVI не получается,
не получалось и, пока стоит мир, не получится никогда - а ты невежда и
непосвященный!
- Да, Мастер, очень трудно запомнить.
- А это, Уонно Ученик, нарочно так сделано, - послышался низкий голос
Ли, Главного, Мастера, широкоплечего толстяка с блестящими черными
глазами. - На одну минутку, Ганиль.
У он повел его в дальний угол огромной Мастерской, едва они отошли от
ученика на несколько шагов, Ли весело сказал:
- Вам, Мастер Ганиль, немножко не хватает терпения.
- Таблицы сложения Уонно должен бы уже знать.
- Иногда даже Мастера забывают что-то из этих таблиц, - Ли отечески
похлопал Ганиля по плечу, - знаешь, ты, говорил так, будто ожидал, что он
это _в_ы_ч_и_с_л_и_т_! - Он захохотал звучным басом, из-за завесы этого
хохота поблескивали его глаза, веселые и бесконечно умные, - Тише едешь,
дальше будешь... Если я не ошибаюсь, накануне ближайшего Дня Отдыха ты у
нас обедаешь?
- Я взял на себя смелость...
- Превосходно, превосходно! Желаю успехе! Вот хорошо будет, если у
нее появится такой положительный парень, как ты! Но предупреждаю честно,
моя дочь своенравная девчонка, - и Главный Мастер снова захохотал.
Ганиль заулыбался, немного растерянный, Лани, дочь Главного вертела,
как хотела, не только работавшими в мастерской юношами, но, и собственным
своим отцом. Сперва этой девушки, смышленой, живой как ртуть, Ганиль даже
побаивался. Только потом он заметил, что, когда она разговаривает с ним, в
поведении ее появляется какая-то робость, а в голосе начинают звучать
просительные нотки. Наконец, он набрался духу и попросил у ее матери,
чтобы та пригласила его на обед, то есть совершил первый официальный шаг в
ухаживании.
Ли уже ушел, а он все стоял на том же месте и думал об улыбке Лани.
- Ганиль, ты когда-нибудь видел Солнце?
Тихий голос, бесстрастный и уверенный, он повернулся, и его глаза
встретились с голубыми глазами друга.
- Солнце? Да, конечно.
- Когда это было в последний раз?
- Сейчас скажу. Мне тогда было двадцать шесть; значит, четыре года
тому назад. А ты тогда разве не был здесь, в Идане? Оно показалось к концу
дня, о потом, ночью, были видны звезды. Помню, я насчитал восемьдесят
одну, и после этого небо закрылось снова.
- Я в это время был севернее, в Келинге; меня тогда как раз посвятили
в Мастера.
Миид говорил, опираясь на деревянный Барьер вокруг Образца большой
паровой машины, светлые глаза его смотрели не в глубь мастерской, где
вовсю кипела работа, а на окна, за которыми упорно моросил мелкий дождь
поздней осени.
1 2 3 4 5 6 7