Со стороны огорода вплотную к изгороди штабного домика был подтянут ИЛ. В такой доступной близи от самолета капитан, должно быть, находился впервые. Мог его потрогать, подняться на крыло, сесть, с позволения хозяев, в кабину.
- Шоколад-то вам дают? - спросил комбат, попыхивая самокруткой. - Или так, болтают?
Сакраментальный вопрос солдатского веча.
- Килограммами, - отозвался Тертышный. - Махнем на цацку? Даю пять плиток.
Крыльцо оживилось - летчикам трофеи достаются редко. Силаев, слыша предприимчивого лейтенанта, пожал плечами. Дело в том, что шоколада у Тертышного не было и быть не могло. БАО не выдавал экипажам шоколад. В бортпаек (на случай вынужденной посадки) входила сгущенка, и пехота на переднем крае это знала. Однажды Силаев сам видел, как средь бела дня, под огнем два солдата вымахнули из траншеи на нейтральную, чтобы вытащить из упавшего ИЛа сгущенку.
Но легенда о шоколаде, которым вскармливают авиацию, не увядает.
- Ну, как? - лейтенант положил глаз на финку комбата.
Круто к нему оборотившись, отчего балдахин, стянутый у горла, внизу раздулся, пехотинец поднес к уху ладонь: ась? Что вы сказали?..
Он был контужен.
Батальон, которым командовал капитан Епифанцев, трое суток удерживал предполье высоты 43,1, терпя дробящие удары немецкой артиллерии и "юнкерсов". Уцелел при этом неполный взвод; комбату, по его словам, "помяли котелок", - он осторожно трогал голову, - "грунтом попортило ухо"...
- Поправляюсь! - громко заверял Епифанцев, с улыбкой входя в штабной домик. - Хочу вас благодарить, - говорил он, безошибочно признавая в сидящем за столом бритоголовом офицере командира полка. - Никому так не рады, как ИЛам и гвардии "катюшам". ИЛы подходят, сейчас по траншеям, знаете, шумок, их по моторам знают. Как бы, значит, побратимы, ради пехоты себя не пожалеют... Всегда над землей, чуть не на брюхе по окопам лазят!..
Скулы его светились - комбат представил командиру полка бумагу, рукописный документ, несколько часов назад отдиктованный по вдохновению на передовом НП без запятых и точек, и, не утерпев, улыбаясь щербатым ртом, сам его огласил: "Невзирая на ураганный заградительный огонь ЗА МЗА и противодействие ИА противника, - с чувством декламировал Епифанцев, выставив вперед ногу, - проявляя мужество и личный героизм на поле боя, восьмерка ИЛ-2 исключительно своевременно прицельно атаковала высоту 43,1, в результате чего изнуренные войска воспряли и слаженным ударом выбили с насиженных позиций хваленые батальоны битого Манштейна... За отвагу и мужество на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками от имени Президиума Верховного Совета СССР награждаю орденом боевого Красного Знамени летчиков-штурмовиков..."
Для фамилий было оставлено место. Картонные коробки с орденами Епифанцев вытряхнул из сумки для противогаза, терявшейся в складках его маскировочной накидки. Слюнявя карандашик, присел к столу, чтобы со слов командира полка внести в документ имена отличившихся.
Домик быстро наполнялся, разговор шел возбужденный.
- Что такого, мне под Москвой комиссар медальку в госпиталь привез, за двадцать вылетов. Между прочим, все на Р-5 и все днем...
- То свой комиссар, а то - пехота.
- Комбат-то орел: два боевых и Невского!
- Чапаю замухрышку не пришлют.
- Еще кавкорпус Кириченко, говорят, раскошелится. Говорят, тоже своих представителей выслал...
- Славяне, треба тачанку!
- Для орденов?
- Для брехунов. Всех собрать и зараз вывезти, спасу нет...
Командир авиационного полка, слегка от сюрприза опешив, затем в достойных выражениях благодарил посланника за оперативность и дальнейшие события планировал и направлял уверенно: товарищеский ужин, подключить БАО, кое-что использовать из командирского НЗ...
Церемонию награждения он, главный виновник торжества, всецело доверил Потокину.
Тут бы армейский фотограф развернулся!..
Увы! Не зная собственного счастья, фотограф укатил к саперам на "тридцатьчетверке", доставившей капитана Епифанцева.
Первым подучил награду командир полка Крупенин, за ним Комлев, Казнов, Тертышный...
Как утром на аэродроме, была оглашена фамилия Силаева.
Худой, в отличие от многих - неулыбчивый, он откликнулся на вызов спешным шагом, как утром. Седеющий бобрик поджидал Бориса благосклонно. Полковнику, однако, недоставало изящества в исполнении ритуала. Закрепленных навыков. Заветную коробочку он протянул Силаеву не левой, а правой рукой, и лучше бы не поправлялся, потому что, промахнувшись, Борис вторично ухватил руками воздух. Раздался смешок.
Тертышный нашептывал комбату: "Мы все с вечера наметили... Подобрали людей, лучшие экипажи..." В другое ухо Епифавцева пел начальник штаба: "Опыт богатый... впредь будем опираться на "кадры"..."
У победы много отцов, поражение всегда сирота.
Пустым делом было бы продолжать Комлеву вчерашний спор с командиром.
Шаблон потому живуч, что он - верняк, благодетельный верняк, он снимает с нашего брата бремя ответственности, избавляет от необходимости рисковать, расставание с шаблоном - тягостно... пока не понято, как быстро ведет он под залпы зениток, в волчью пасть "худого". Комлев-то это усвоил...
Командир полка сохранял подобающую моменту серьезность, был торжествен и строг. В таких подношениях судьбы, как ни редки они, как ни случайны, Крупенин усматривал некую обязательность, нечто вроде всплеска зеленого луча, который, говорят, показывается из океанской пучины на радость морякам, преданным морю. Командир глядел прямо перед собой не мигая. Ему такой час выпал, и он был счастлив.
Он же произнес краткую речь от имени награжденных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81