Появились также раненый Барьер и доктор. Теперь, когда битва закончилась, в городе началось повальное пьянство, и находиться там стало еще опасней, чем раньше. Люди из УМАД поначалу были не ахти как дружелюбны: посыпались взаимные обвинения, упреки. Однако они не могли позволить себе роскошь долго оставаться недружелюбными, и, когда кто-то вспомнил, что в конторе УМАД напротив, через площадь, осталось несколько ящиков джина, для их освобождения была сформирована совместная вооруженная экспедиция. Джин послужил некоторой компенсацией за то, что нам пришлось есть свои консервы холодными, так как в префектуре не было кухни.
У меня, впрочем, не было аппетита. Наступила реакция. Нога подкашивались, внутри все дрожало. Мной овладело непреодолимое желание смеяться, но я знал, что, если его не побороть, дело кончится слезами. Ощущение было омерзительное, и джин пришелся как нельзя кстати.
Но даже и теперь я не мог по-настоящему расслабиться. Гутару, может быть, и не нужна была больше подстраховка, но ведь он и не рисковал так, как я. Я понимал, что мне нужно быть настороже. И, черт побери, я оказался прав.
Когда Уилленс, появившись в префектуре, холодновато посмотрел на меня, стало очевидно, что он и Веле сумели встретиться и обменяться информацией. Ясно, теперь Уилленс знал, когда именно я передал сигнал. Однако откуда ему было знать наверняка, что я задержал его нарочно. Хотя он мог быть и не очень довольным моими действиями – не такой уж я дурак, чтобы поверить в оплату его расписки, – во всяком случае, пока он будет верить, что я делал все от меня зависящее, у меня была опора, пусть крошечная, во вражеском лагере. На какое-то время такая мысль служила утешением, хотя не успокаивала полностью.
И вдруг, внезапно, все утешительные мысли исчезли, остался один кошмар.
Все, что случилось, произошло целиком по вине Гутара, хотя проклятущий радиооператор подлил масла в огонь.
В ту ночь в Амари не было электричества, и большая часть префектуры была погружена в темноту. У нас было несколько керосиновых ламп, большинство которых находилось в зале заседаний на первом этаже. Джин был доставлен туда, и посему проявлялась всеобщая тенденция оставаться там.
Удар был нанесен около половины одиннадцатого.
На площади поблизости раздались выстрелы, и все немного приумолкли, чтобы послушать, что происходит. У входа на карауле стояли двое из офицеров, а Тропмен и Веле отправились изучать обстановку.
Одним из тех, кто не притих, был Гутар. Он затеял спор с радиооператором и орал во весь голос.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – вопил он. – Если тебе нужна удача в такой игре, лучше за нее не берись. Главное здесь – огневая мощь и скорость. Если тебе еще нужна удача, ты просишь господа бога поцеловать тебя в зад. В наше время об этом нечего и думать. Мы…
Он неожиданно смолк и развел руками. Он говорил по-французски на своем марсельском жаргоне, и пустое выражение на лице у оператора неожиданно просигналило ему, что его аргументы не доходят до слушателя.
– Скажи ему ты, Артур, – обратился он ко мне. – Скажи этому идиоту по-английски.
Я настолько привык повиноваться Гутару, что не мог остановиться, даже когда увидел, что совершаю ужасную ошибку. До этого мгновения я не представлял ничего особенного для оператора. Просто один из людей с автоматами, которому он сдался. А теперь он услышал мой голос по-английски. Когда он его узнал, сначала его глаза широко раскрылись, потом мстительно прищурились.
– Ага, – сказал он громко, – так это ты тот ублюдок, с которым я разговаривал сегодня утром по радио.
Кинк, Рейс и Уилленс сидели в пределах слышимости. Рейс даже прислушивался к спору. Я был почти уверен, что Кинк понимает английский. Я знал, что Рейс его знает.
Гутар дергал меня за рукав:
– Что он сказал? Что он сказал? Рейс странно смотрел на меня.
– Вопрос заключается в том, что он имел в виду? – сказал он по-английски.
Оператор был маленьким, узколобым человеком с ввалившимися щеками. Он был совершенно пьян. Если бы он не был настолько пьян, он, может быть, сообразил, что надо бы заткнуться, но его понесло.
Он воинственным жестом показал на меня:
– Он знает, что я имею в виду. Велел мне наложить в штаны. Грубый ублюдок. Спросите его, он скажет…
Я знал, что Уилленс прислушивается. Краем глаза я увидел, как он поднялся. Я надеялся, что он вмешается. Вместо этого он небрежно отошел, якобы затем, чтобы налить себе еще выпить.
Гутар, не понявший, конечно, ни слова, продолжал дергать меня за рукав, но я не обращал на него внимания. Теперь я больше всего боялся оператора.
– Не знаю, о чем вы говорите, – сказал я и попытался улыбнуться.
– Ты что, называешь меня лгуном? – взъярился он. – Я всегда узнаю голос, когда его слышал. – Неожиданно он сказал моим голосом: – «Вы получили свое чертово послание. Остальное за вами». Ублюдок!
Я знал, что не могу ничего ни сказать, ни сделать, чтобы остановить его. Он был из того сорта пьяных болванов, которые, уж если заведутся, несут свое, пока не расколются до конца. Его босс, капитан Веле, мог бы его остановить, но он вышел из комнаты. Мне оставалось убраться оттуда, покуда дела не пошли еще хуже и Кинк не начал его расспрашивать. Я поднялся и улыбнулся ему.
– Каждый может ошибиться, – сказал я. – В данный момент мне бы хотелось несколько разгрузиться от этого джина. Поговорим, когда я вернусь.
Когда я выходил, он опять обозвал меня ублюдком, но я пропустил это мимо ушей. Я чувствовал на себе пристальный взгляд Кинка. Единственным моим желанием было добраться до погруженного в темноту вестибюля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62