Он стал дышать ровнее, затем спустя какое-то время откликнулся.
— Я могу то же самое сказать и о вас, синьора. Жаль только, что Джо не нравится ездить в машине.
— Да, это я тоже успела заметить. — Протесты несчастного Джо становились все более жалобными. — Большинство кошек на дух не выносят автомобилей.
— Можно мне перебраться к вам, на переднее сиденье, синьора?
Я уже было принялась рассказывать ему о том, что детям запрещается ездить на переднем сиденье, о мерах безопасности, как вдруг замолчала: ведь ему просто необходимо быть рядом со мной. Мы с ним оба пережили шок и нуждались в моральной поддержке друг друга.
— А впрочем, иди сюда, только осторожно.
Пит приподнялся над сиденьем и перевалился ко мне. Я посмотрела на него, мужская гордость заставила его тщательно вытереть следы слез. Выражение лица было смущенным, но глаза — сухими.
— Синьора?
— Да, Пит.
— Ведь мы едем не к доктору Манетти, правда?
— А ты бы хотел, чтобы мы обратились к нему за помощью?
— Он сразу же отошлет меня обратно.
— Так я и думала. Слушай, Пит, а ты когда-нибудь говорил доктору Манетти, что кто-то пытается навредить тебе?
— Нет. Он все равно не поверил бы мне.
Мне стало даже нехорошо при мысли о том, как жилось мальчику в эти последние недели. У него было только одно преимущество — детское приятие алогичного. Он знал, что они ненавидят его и желают ему смерти. Он только не мог понять причины. В любом случае, это был мир взрослых, который недоступен его пониманию. Это было очередное проявление жестокости, с которой он уже успел столкнуться в своей короткой и нелегкой жизни. Как затравленный зверь, который нигде не может найти защиты, он инстинктивно научился не доверять тем, кто выступает в роли охотников.
— Не волнуйся, мы едем не к доктору Манетти, — успокоила я мальчика. — Для начала нам надо добраться до телефона и позвонить твоим дяде и тете в Филадельфию.
— Может быть, им я тоже не нужен, — печально отозвался Пит. — Я ведь написал им письмо, а они даже не ответили мне.
Его голос был вялым и невыразительным, но мне стало ясно, что это была еще одна незаживающая рана в его душе. Кто знает, сколько их еще было у этого десятилетнего мальчишки. Чтобы отвлечь Пита от грустных мыслей, я попыталась немного подбодрить его.
— Они наверняка ответили на твое послание, Пит. Просто письма не всегда доходят до своих адресатов. Ты помнишь, что случилось после того, как ты услышал об авиакатастрофе? Ты был тогда со своими дядей и тетей, да? Что они говорили тебе: они оставляют тебя в Америке или тебе придется отправиться к бабушке, может, она сама приехала и забрала тебя?
К счастью, он даже не понимал скрытого смысла моего вопроса и делился своими воспоминаниями совершенно свободно. Его незатейливый рассказ одновременно и подтвердил мои самые худшие опасения, и обнадежил меня: мы могли рассчитывать на помощь из Филадельфии. Никто не говорил о том, что ему придется покинуть Америку, пока он сам не увидел, как тетя Вера упаковывает его дорожные сумки. Она плакала все время, пока собирала его вещи, хотя и старалась не показывать ему своих слез. Дядя Бен ходил по дому очень злой и сердитый, с красным лицом, он не говорил, а кричал очень громким голосом на всех в доме. Ему пришлось оставить много вещей в доме тети Веры, ему сказали, что он может взять с собой на самолет только одну сумку.
— Кто это сказал? — переспросила я.
— Дядя Барт.
— Ты хочешь сказать, дядя Бен? — поправила я Пита. Перед нами уже появились первые огни приближающейся Флоренции. Мы были почти у цели.
— Нет, это мне сказал дядя Барт. Он сам велел называть его так. Он сказал, что он родной брат моего отца, а потом... — Неожиданно Пит замолчал и закрыл рот ладошкой. — Ой! — испуганно воскликнул он. — Ой! Я же совсем забыл... Ведь они взяли с меня обещание... Они сказали, что если я упомяну в твоем присутствии его имя, то ты очень расстроишься.
Не знаю, как мне удалось справиться с управлением и не врезаться куда-нибудь: в это время ночи движения на дороге практически не было.
— Я совсем забыл, — прошептал Пит. — Я тебя расстроил.
— Нет, нет, не волнуйся, — успокоила я его. — Ты не можешь причинить мне боль. Поверь, теперь мне лучше, в самом деле, гораздо лучше.
11
На сей раз Анджело сидел за своей конторкой, как я и предполагала. При моем появлении в два часа ночи в сопровождении ребенка и котенка он выказал не больше удивления, чем я, при виде его. Вышколенный английский дворецкий мог бы поучиться у Анджело тому, как следует владеть собой. Выдержка, которую продемонстрировал он, не шла ни в какое сравнение с легендарным англичанином.
Конечно, какие могут быть сомнения, у него найдется для меня номер. Разве он не говорил, что для меня в его отеле всегда будет готова комната? Он не задал ни одного вопроса о мальчике, а всего лишь приветливо кивнул и поинтересовался, что читает молодой человек, так как из кармана у Пита торчали книжки, которые он захватил с собой из дома. Так же любезно он отреагировал на появление в его гостинице котенка и, не моргнув глазом, быстро принял соответствующие меры, предписанные санитарными правилами.
Пит просто валился с ног от усталости и пережитого потрясения, даже Джо выглядел каким-то помятым: он измучился от непрерывного крика на протяжении всей тридцатимильной гонки. Я поспешила уложить их обоих в постель. Пит улегся спать, не сняв с себя ничего, кроме куртки, кепки и обуви. Он всегда выступал против слишком частого переодевания, которое считал пустой тратой времени. Они оба заснули еще до того, как я закрыла дверь.
Я заранее объяснила Питу, что ему надлежит делать в том случае, если я вдруг не вернусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112