другая прижимала правую руку старика к земле. В этой руке было тонкое длинное лезвие – кинжал горцев. Эта позиция оставляла левую руку Ангуса свободной, и он колотил и царапал ею лицо Гэвина. Когда голова Гэвина отклонилась в попытке уберечь глаза, я увидела еще одну метку на его обезображенной шрамом щеке – тройную царапину неровных ногтей Ангуса.
Танцуя на истоптанном снегу в приступе страха, я быстро оглянулась через плечо, чтобы посмотреть на дом, и увидела то, от чего кровь застыла у меня в жилах. Огней больше не было. Это означало только одно: они отправились на охоту.
Гэвин не мог видеть того, что видела я, но он так же хорошо, как и я, знал, что надо торопиться. Он отвел руку ото рта Ангуса и неожиданно выхватил у того кинжал. Старик хватал ртом воздух, и Гэвин ударил его по черепу тяжелым кулаком – как раз вовремя, чтобы предотвратить новый крик.
Затем он вскочил на ноги и ухватил меня за руку.
– Бежим! – приказал Гэвин, и мы побежали не оглядываясь.
Кроны сосен сомкнулись над нами, словно обнимающие руки. Некоторое время мы бежали в молчании.
Вдруг Гэвин внезапно остановился и вскрикнул, и я осознала, что он напоролся прямо на ствол дерева, которых до этого так ловко избегал. Я схватила его за руку, чтобы успокоить; и он отдернул руку от моего прикосновения, издав еще один резкий звук.
– Ты ранен, – сказала я. – Гэвин, твоя рука...
– Это просто царапина. Но я боюсь, что собаки... Проклятие, Дамарис. Черт бы все побрал, я оставлял кровяной след на протяжении двух миль.
Используя одну из своих нижних юбок, я кое-как перевязала его предплечье.
– Ты потерял слишком много крови, – бормотала я, работая так быстро, как только могла. – Удар пришелся поверх твоей старой раны...
– Мои собаки нас не побеспокоят. – Гэвин потряс своим рукавом. – Но у них могут быть и незнакомые мне. Но даже и без собак они найдут Ангуса и кровь на снегу там, где мы дрались. Они без труда нападут на след.
Он снова взял меня за руку, и мы двинулись дальше – теперь уже шагом. Я должна была беречь дыхание, но оставалась одна вещь, которую я должна была сказать.
– Ангус был на их стороне. Почему он тебя так ненавидит?
– Он ненавидит не меня. Он ненавидит дом и семью. Говорят, что он – сын моего деда. Насколько я могу вспомнить моего деда, это могло быть правдой. Но истина не имеет значения. Ангус в это верит.
Лес вставал вокруг нас черной стеной, оставляя мелкие просветы, в которых виднелось усыпанное звездами небо, и, когда мы только могли, мы избегали этих просветов. Мы еще два раза останавливались отдохнуть. Во второй раз я свалилась, говоря себе, что мне нельзя засыпать. Я не могу спать... А потом я проснулась в ужасе, почувствовав, как рука Гэвина треплет меня за плечо.
– Мне очень жаль, дорогая, но нам нужно двигаться дальше. Слушай.
Я прислушалась, и волосы на моей голове встали дыбом. Собаки! Нет... теперь звук был так близко, что я могла сказать: это была только одна собака, которая издавала какой-то непривычный вой. Я ожидала, что она сию же минуту появится в проходе между соснами.
– Я их слышал, – Гэвин двинулся вперед, таща меня за собой, – но не думал, что они осмелятся сунуться в лес. Сегодня нам не слишком-то везет. У них только одна собака, но эта собака – не моя.
Мы вышли на опушку так внезапно, словно вынырнули из сна, и оказались на усыпанном камнями плато, которое я уже видела когда-то раньше. Перед нами лежал пруд. Я ясно могла его видеть, потому что рассвет уже раскинул свое рваное покрывало над восточным гребнем хребта.
Мы достигли начала пруда и побежали вдоль него. Вода была темной, почти черной, но отсвет рассвета на востоке обозначал медленный смертельный завиток течения, которое сворачивалось, словно бледная змея. Я спотыкалась, почти падала, а потом услышала гром лошадиных подков. Это означало, что преследователи вышли из леса.
Их было двое. Перед ними бежала гигантских размеров собака, с массивными челюстями и бочкообразной грудью. Она неслась скачками, высунув от возбуждения язык.
Гэвин остановился. Больше не было нужды бежать. Я подняла камень, а он заслонил меня плечом и вытащил из-за пояса кинжал Ангуса. У него было для этого достаточно времени, прежде чем собака прыгнула. Через мгновение морда собаки лежала между подбородком и грудью Гэвина, из ее горла вырвался сдавленный и тревожный рык. Над спиной собаки взметнулась и упала рука Гэвина. Лезвие его кинжала было темно от крови животного, но у зверя не было никаких признаков того, что он ранен. Я сделала два шага вперед, с трудом удерживая равновесие из-за веса камня, поднятого над головой, и разжала руки. Раздался леденящий душу вой собаки, потом наступила тишина.
Гэвин выкатился из-под мертвого тела. Теперь и на его левом рукаве была кровь – точно так же, как и на правом. Толстая шерсть его пледа была разорвана там, где собака грызла ее. Медленно он встал на одно колено, но сил, чтобы подняться дальше, у него не было.
Всадники не двигались. Я не понимала почему. Может быть, они просто длили пытку, надеясь, что мы снова попытаемся бежать. Мэри бы это поправилось...
Я вытерла лоб тыльной стороной ладони, и мои глаза снова стали видеть. Двое всадников разговаривали. Да, их было только двое – Мэри и Эндрю. Конечно, они оставили эту часть охоты для себя. Но, похоже, охотники не могли прийти к соглашению. Мэри на нас не смотрела; она повернулась к Эндрю и, качая головой и размахивая руками, на чем-то настаивала. Он не желал покоряться; я видела, как его голова поворачивается в упрямом отказе.
Женщина отвернулась от него с презрительным жестом. Ее рука поднялась, она размахивала своим кнутом для верховой езды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54