Как-то слишком быстро она заканчивалась. Поднявшись на пятый этаж, он поставил сумку с бутылками и выудил из кармана ключи. Из-за двери до него доносились передаваемые по радио новости — небось подбрасывают охочей до скандалов публике свежие детали смерти Тревизана. Он толчком открыл дверь, внес бутылки в прихожую и прикрыл за собой дверь. Из кухни слышался хорошо поставленный голос: «…отрицает, что ему что-либо известно по существу выдвинутых против него обвинений, и отмечает, что вот уже двадцать лет верой и правдой служит бывшей Христианско-демократической партии, и это само по себе следует считать доказательством того, как он предан принципам законности. В то же время Ренато Мустаччи, признавшийся ранее в сотрудничестве с мафией в качестве наемного убийцы и находящийся в данный момент в заключении в тюрьме „Регина Цели», продолжает утверждать, что именно по приказу сенатора он и двое его товарищей застрелили судью Филиппо Президе и его жену Эльвиру в Палермо в мае прошлого года».Серьезный голос комментатора сменился легкомысленной песенкой о стиральном порошке, перекрываемой голосом Паолы, которая, по своей излюбленной привычке, разговаривала сама с собой:— Грязная, лживая свинья! Грязная, лживая христианско-демократическая свинья, все они там такие! «Принципы законности, принципы законности!»Далее последовал ряд эпитетов, которые, как ни странно, жена употребляла только наедине с собой. Она услышала его шаги и обернулась.— Гвидо, ты слышал? Слышал этот бред? Все три киллера говорят, что это он велел им убить судью, а он рассуждает о принципах законности. Его давно уже пора схватить и повесить. Но он же у нас парламентарий, его трогать нельзя. Да по ним по всем тюрьма плачет! Пересажали бы всех этих членов парламента, и у нормальных людей хлопот бы поубавилось.Брунетти пересек кухню и присел на корточки, чтобы поставить бутылки в низенький шкафчик рядом с холодильником. Сейчас там была только одна бутылка, хотя накануне он принес целых пять.— Что у нас на обед? — спросил он.Она отступила на полшага назад, ткнула его пальцем в грудную клетку, прямо в сердце, и разразилась обличительной тирадой:— Республика на грани коллапса, а он только и может думать что о еде, — словно обращалась к невидимому собеседнику, который за двадцать лет брака не раз становился немым свидетелем их бесед. — Гвидо, эти злодеи уничтожат всех нас, если уже не уничтожили. А ты спрашиваешь меня, что на обед.Брунетти чуть не сказал, что роль пламенной революционерки не слишком подходит даме, которая носит одежду из кашемира, приобретенную в пассаже «Берлингтон-Аркейд» Дорогой магазин в Лондоне

, но вместо этого произнес:— Покорми меня, Паола, и я пойду блюсти принципы законности на собственном рабочем месте.Это напомнило ей о Тревизане, и она, как и следовало ожидать, охотно прекратила свои философские излияния, чтобы немного посплетничать. Она выключила радио и спросила:— Он поручил это дело тебе?Брунетти кивнул и резко поднялся.— Он обнаружил, что я практически ничем на данный момент не занят. Ему уже звонил мэр, так что можешь себе представить, в каком он сейчас состоянии.Паоле не надо было расшифровывать, кто такой «он» и что это за состояние.В соответствии с его ожиданиями, жена отвлеклась от рассуждений на тему справедливости и морали в политической жизни.— Я прочитала только, что его застрелили. В поезде по дороге из Турина.— Судя по билету, он сел в Падуе. Мы пытаемся выяснить, что он мог там делать.— Может, женщина?— Возможно. Пока слишком рано делать какие-то выводы. Так что на обед?— Паста фагиоли, и на второе отбивная.— А салат?— Гвидо, — произнесла она, поджав губы и закатывая глаза, — когда это у нас были отбивные без салата?Этот вопрос он оставил без внимания и спросил:— У нас еще есть то славное «Дольчетто»?— Не знаю. С прошлой недели вроде оставалась бутылочка.Он пробормотал что-то себе под нос и опять полез в маленький шкафчик. Там, за минералкой, обнаружились целых три бутылки вина, но только белого. Он поднялся и спросил:— А где Кьяра?— В своей комнате, а что?— Хочу попросить ее о небольшом одолжении.Паола взглянула на часы:— Уже без четверти час, Гвидо. Все магазины уже закрыты.— Да, но можно же сходить в «До Мори». Они закроются только в час.— И ты заставишь ее тащиться туда только за тем, чтобы купить бутылку какого-то там «Дольчетто»?— Три.С этими словами он вышел из кухни и направился в комнату к Кьяре. Он постучался, краем уха услышав, что в кухне опять заработало радио.— Входи, папа, — послышалось из-за двери.Он вошел в комнату. Кьяра лежала, развалившись поперек кровати, накрытой белым, уже сбившимся покрывалом. Ее ботинки валялись на полу, рядом со школьной сумкой и пиджаком. Жалюзи были открыты, и в комнату вливался солнечный свет, касаясь своими лучами плюшевых медвежат и других мягких игрушек, оккупировавших дочкину кровать. Она откинула прядь темно-русых волос, посмотрела на него снизу вверх и просияла — едва ли не ярче солнца.— Привет, милочка, — сказал он.— Ты сегодня рано, пап.— Нет, как раз вовремя. Ты читала?— Она кивнула и опять уткнулась в книгу.— Кьяра, сделаешь мне одолжение?Она опустила книгу и уставилась на него.— Ну, так сделаешь?— Куда идти?— Всего лишь к «До Мори».— Что у нас закончилось?— »Дольчетто».— Ну па-а-п, ну почему ты не можешь выпить за обедом чего-нибудь другого?— Потому, что я хочу «Дольчетто», родная.— Я схожу, но только вместе с тобой.— Тогда я и сам могу сходить.— Вот и сходи, если хочешь.— Не хочу, поэтому и прошу тебя сделать это за меня.— Ну почему я?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81