если ты не знаешь о злодеянии, ты и отвечать за него не должен — во всяком случае, в полной мере. Гвидо вдруг с такой ясностью осознал ход ее мыслей, что ему стало до боли противно находиться с этой женщиной в одной комнате. Без всяких объяснений он вдруг развернулся и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Разговаривать с девочкой было уже выше его сил; он ушел и оставил их сочинять себе безупречное будущее.На улице было темно и холодно, и это немного успокоило Брунетти. Он посмотрел на часы: оказывается, уже десятый. По идее, ему должно было хотеться есть и пить, но ярость заставила забыть и о голоде, и о жажде.Гвидо не помнил наизусть домашний адрес синьоры Черони. Помнил только, что это где-то в районе Сан-Вио и что, как ему представлялось, скорее всего, неподалеку от церкви Мадонна-делла-Салюте. Он проверил адрес в ближайшем баре по телефонной книге и, сев на катер первого маршрута, перебрался через Большой канал и вышел на нужной остановке. Дом, как оказалось, был не просто рядом, но еще и выходил окнами на церковь, на ее боковую часть — он стоял на противоположной от храма стороне небольшого канала. Рядом с одним из звонков была табличка с именем синьоры Черони. Он позвонил, и через минуту женский голос спросил, кто там. Он назвался, и она без лишних вопросов впустила его.Брунетти поднялся, не заметив ни вестибюля, ни лестницы. Он даже не запомнил, какими словами поприветствовала его хозяйка. Они прошли в просторную гостиную, одна из стен которой была полностью занята стеллажом с книгами. Сверху лился теплый свет — вероятно, светильники были спрятаны где-то под потолком, за деревянными балками. Но Гвидо все это совершенно не интересовало. Равно как и то, что синьора Черони, как и во время их первой встречи, выглядела необыкновенно привлекательно и элегантно.— Вы не рассказали мне, что знали Карло Тревизана, — сказал комиссар, когда они уселись друг напротив друга.— Я же вам говорила, он был моим клиентом. — Все это время Брунетти старался успокоиться, а как только ему это немного удалось, обратил внимание на внешний вид собеседницы. На ней было бежевое платье, волосы аккуратно уложены, на туфлях серебряные пряжки.— Синьора, — сказал Брунетти и устало покачал головой, — я сейчас не об этом. Я о вашем участии в его бизнесе, о том, что вы на него работали.Она нервно вздернула подбородок и уставилась, в стену с полуоткрытым ртом, будто принимала: какое-то трудное решение. Пауза, казалось, тянулась вечно, но вот наконец она заговорила:— Я же вам сказала во время нашей первой беседы: не хотелось попадать в поле зрения властей.— А я вам ответил, что вы уже попали.— Это я заметила, — сказала она без всякого намека на шутку.— Какие у вас были обязанности?— Если уж вы знаете, что я на него работала, вам, вероятно, и так это известно.— Отвечайте на вопрос, синьора Черони.— Я забирала деньги.— Какие деньги?— Которые передавали разные мужчины.— Это были доходы от проституции?— Да.— Вам известно, что это незаконный источник дохода?— Конечно, известно! — зло сказала она.— И тем не менее вы участвовали в сборе таких доходов?— Я только что сказала: да!— Какую еще работу он вам поручал?— Не вижу смысла облегчать вам жизнь, комисcap.— Вы имели отношение к кассетам? — спросил он тогда.Сказать, что она была поражена, значило не сказать ничего. Она стала приподниматься, потом очнулась, вспомнила, кто она и кто он, и снова села. Брунетти не сдвинулся с места. Он смотрел на нее, прокручивая в голове предстоящие действия: найти ее лечащего врача и проверить, не прописывал ли он ей роипнол; показать ее фотографию пассажирам поезда, в котором был убит Тревизан, чтобы проверить, не сможет ли кто-то из них ее опознать; проверить ее телефоны, домашний и рабочий, входящие и исходящие звонки; отправить ее имя, фотографию и отпечатки пальцев на проверку в Интерпол; проверить кредитку: вдруг она обращалась в конторы по аренде автомобилей и, значит, умеет водить, — в общем, все, что надо было сделать в тот самый момент, когда выяснилось, кому принадлежат те очки.— Так как, вы имели отношение к кассетам? — повторил он свой вопрос.— Вы знаете о кассетах? — пробормотала она и, сообразив, что это вопрос излишний, спросила о другом: — Как вы узнали?— Моя дочь посмотрела одну из них. Кассету ей дала дочь Тревизана, сказав, что это объясняет, зачем кому-то было убивать ее отца.— Сколько лет вашей дочери?— Четырнадцать.— Мне очень жаль, — проговорила синьора Черони и опустила глаза. — Мне правда жаль.— Вы знаете, что на этих кассетах?— Она кивнула:— Да, знаю.Он задал следующий вопрос, даже не пытаясь скрыть своего отвращения:— И вы помогали Тревизану их продавать?— Комиссар, — сказала она и резко встала, — я не намерена продолжать этот разговор. Если хотите меня допросить — пожалуйста, но только в квестуре и в присутствии моего адвоката.— Это вы их убили, да? — Вопрос слетел с его губ сам собой.— Боюсь, я вас совершенно не понимаю, — отозвалась она. — Итак, если у вас больше нет ко мне никаких вопросов, всего хорошего.— Это вас видели той ночью в поезде? Это вы были той женщиной в меховой шапке?Она уже направлялась к двери, но, услышав вопрос, сильно споткнулась на левую ногу и чуть не упала, буквально через секунду восстановив равновесие и самообладание. Она твердой походкой прошла к выходу и открыла перед Брунетти дверь:— Всего доброго, комиссар.Поравнявшись с ней, Гвидо посмотрел ей прямо в глаза. Синьора Черони ответила ему ровным холодным взглядом. Тогда он ушел, не говоря ни слова. Выйдя на улицу, Гвидо не стал оглядываться на дом и на ее окна, да он и не знал точно, где они.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81