Мой конь мог мною гордиться.Дело было ночью. Немца бросили на произвол судьбы. Союзники забыли о нём, так сильно их поразило моё преображение.На следующее утро родители нашли его. Его одежда и волосы, смоченные в секретном оружии, покрылись инеем, также как куски рвоты.Парень свалился с жутким бронхитом.Но это было ничто по сравнению с моральным ущербом, который ему нанесли. И когда он рассказывал обо всём родителям, им показалось, что он тронулся умом.В Сан Ли Тюн конфликт между Востоком и Западом достиг апогея.Гордость моя не знала границ.
Моя слава быстро облетела Французскую школу.Неделей раньше я уже упала в обморок. А теперь все узнали, какое я чудовище. Без сомнения, я была знаменательной личностью.Моя любимая узнала об этом.Следуя советам, я делала вид, что не замечаю её.Однажды во дворе школы свершилось чудо — она подошла ко мне.Она спросила меня слегка озадаченно:— Это правда, то, что говорят?— А что говорят? — отозвалась я, не глядя на неё.— Что ты оставила его стоять, не держась?— Правда, — ответила я с презрением, как будто речь шла о чём-то обычном.И я медленно зашагала, не говоря больше ни слова.Симулировать это равнодушие было для меня настоящим испытанием, но средство оказалось таким действенным, что я нашла в себе смелость продолжать игру.
Выпал снег.Это была моя третья зима в стране Вентиляторов. Как обычно, мой нос превратился в даму с камелиями, из него постоянно шла кровь.Только снег мог скрыть уродство Пекина, и первые десять часов у него это получалось. Китайский бетон, самый отвратительный бетон в мире, исчезал под его поразительной белизной. Поразительной вдвойне, потому что он поражал небо и землю: благодаря его безупречной белизне можно было вообразить, что огромные хлопья пустоты захватывали кусочки города, — а в Пекине пустота было не крайним средством, а своего рода искуплением.Это соседство пустого и полного делали Сан Ли Тюн похожим на гравюру.Было почти похоже на Китай.
Через десять часов зараза начинала действовать.Бетон обесцвечивал снег, убожество побеждало красоту.И всё становилось на свои места.Новый снег ничего не менял. Ужасно осознавать насколько уродство всегда сильнее красоты: новые хлопья снега едва касались пекинской земли, как тут же становились безобразными.Я не люблю метафоры. Не буду говорить, что снег в городе это метафора жизни. Не скажу, потому что это необязательно говорить, все и так ясно.Когда-нибудь я напишу книжку, которая будет называться «Снег в городе». Это будет самая унылая книжка на свете. Но я не буду её писать. Зачем рассказывать об ужасах, о которых и без того всем известно.И чтобы покончить с этим раз и навсегда скажу: не пойму, кто допустил подобную низость, чтобы восхитительный, мягкий, нежный, порхающий и лёгкий снег мог так быстро превращаться в серую и липкую, тяжёлую и бугристую, неподвижную кашу!В Пекине я ненавидела зимы. Я терпеть не могла разбивать киркой лёд, который затруднял жизнь в гетто.Другие дети думали так же.Война была остановлена до оттепели — в этом было что-то парадоксальное.Чтобы развлечь детей после принудительного труда, взрослые водили нас по воскресеньям на каток, на озеро Летнего Дворца Летний дворец — парк Ихэюань, бывший летний императорский дворец. его территории занимает озеро Куньминху.

. Я не могла поверить такому счастью, так это было здорово. Огромная замёрзшая вода, отражающая северный свет и визжащая под лезвиями коньков, нравилась мне до головокружения. Красота обезоруживала меня.На следующий день, когда мы возвращались в школу, нас снова ждали кирки и лопаты.В этом участвовали все дети.Кроме двоих весьма примечательных личностей: драгоценных Елены и Клавдио.Их мать заявила, что её дети слишком хрупкого сложения для такой тяжёлой работы.Насчёт Елены никто не думал протестовать.Но освобождение от работы её брата не прибавило ему популярности.Одетая в старое пальто и китайскую шапку из овечьей шерсти я яростно боролась со льдом. Поскольку Сан Ли Тюн был удивительно похож на тюрьму, то мне казалось, что я отбываю принудительные работы.Потом, когда я получу Нобелевскую премию в области медицины или стану мучеником, я расскажу, что за мои военные подвиги я отбывала наказание на пекинской каторге.Ну, вот, только этого не хватало.Я увидела чудо: передо мной явилось хрупкое существо в белом плаще. Длинные чёрные волосы свободно струились из-под белого фетрового беретика.Она была так красива, что я чуть не лишилась чувств, что было бы весьма эффектно.Но я помнила материнские наставления и, сделав вид, что не замечаю её, с силой ударила по льду.— Мне скучно. Поиграй со мной.У неё был такой невинный голос.— Не видишь — я работаю, — ответила я как можно более грубо.— И так много детей работает, — сказала она, указывая на ребят, колющих лёд вокруг меня.— Я не какая-нибудь недотрога. Мне стыдно сидеть без дела.Скорее мне было стыдно за свои слова, но таково было предписание.Она промолчала. Я снова взялась за свой тяжкий труд.И тогда Елена неожиданно сказала:— Дай мне кирку.Я с изумлением молча смотрела на неё.Она завладела моим инструментом, с патетическим усилием подняла его в воздух и стукнула им об лёд. Потом сделала вид, что снова хочет это сделать.Смотреть на это было невыносимо.Я выхватила у неё кирку и сердито крикнула:— Нет! Только не ты!— Почему? — спросила невинно-ангельским голоском.Я не ответила и молча продолжала долбить лёд, опустив голову.Моя возлюбленная удалилась медленным шагом, прекрасно осознавая, что счёт был в её пользу.
Война в школе служила душевной разрядкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29