После чего Диана вернулась к старой практике: – Но… это… пу-стя-ки… по сравнению с тем, что у меня действительно накопилось против него.
Наступило молчание. Когда она в следующий раз станет испытывать вот так мое терпение, я засуну ее по горло в муравейник или притворюсь спящим. Когда-нибудь, не сегодня.
– В чем же дело?
– Я ненавижу его. Терпеть не могу.
– Терпеть не можешь? – В моем голосе, наверное, даже не прозвучало то легкое удивление, которое я испытал. Диана если и возбуждает какую-либо ответную реакцию, то лишь в самой зачаточной форме (сюда не относятся похоть и раздражение, которые дают себя знать в полной мере), поэтому во мне, вероятно, уже выработалась привычка подыгрывать себе глазами и губами.
– Конечно не могу. Не-у-жели ты не знал этого? Ему наплевать на меня, он вообще ни о чем не думает, занят только собой, а вот я чувствую к нему почти что ненависть.
– Что тебе не нравится в нем?
– Мне все не нравится. Я уже целую вечность только и думаю, как мне набраться решимости и бросить его. Морис, тебе не кажется, что в этом есть нечто очень странное?
– Очень странное что?
– Ну, то, что ты знаешь Джека и меня целых три года или даже больше, но ты никогда не замечал очевидной вещи, что я терпеть его не могу. Ты действительно не замечал, я права? Я хочу сказать, ты не разыгрываешь меня?
– Нет.
– Ты уверен?
– Да, совершенно уверен.
– Морис… – Она повернула голову, и я увидел огромный зрачок прямо у себя перед глазами. – Но ведь это просто невероятное, самое невероятное событие в моей жизни. Такой мужчина, как ты, кого я всегда считала самым внимательным, самым наблюдательным человеком на свете, личностью, с которой другие ищут знакомства, – и вдруг оказывается: тебе и в голову не приходило, что я ненавижу мужчину, за которого вышла замуж. Я слышу это от человека, который, как надо понимать, ужасно интересуется мной.
Я был уверен, что никогда не замечал и не слышал ничего наталкивающего на мысль, будто между Дианой и Джеком существует какая-то жуткая неприязнь, в худшем случае их отношения можно было назвать терпимыми; но я не понимал, какую цель она преследовала теперь, делая свое заявление. Оправдать связь со мной? Или (что казалось более правдоподобным) это всего лишь еще один тактический ход с намерением выставить меня личностью менее утонченной, чем некоторые другие люди вокруг, чем сама Диана, к примеру.
Однако прежде чем я смог выдавить из себя хоть какое-нибудь хилое признание своей душевной неполноценности, она чуть отстранилась от меня, как будто для того, чтобы мы могли лучше приглядеться друг к другу, сделав целую серию движений, в которых оказалось задействовано все ее тело. Эти движения продолжались на моих глазах, я наблюдал, как ее подбородок расслабленно отвисает, а глаза сходятся в одну точку, придавая лицу глуповатое выражение, знакомое мне по вчерашнему свиданию. Выгнув спину, она сказала, ставя дефисы между словами:
– Ладно, я согласна. Когда захочешь. Я буду делать все, что ты скажешь.
Я так возбудился, что все кончилось очень быстро; но я еще не встречал женщины, которая бы не ценила мужское возбуждение, и в этот короткий промежуток времени я смог продемонстрировать убедительное попурри из всего того, что ранее звучало в нашем совместном исполнении. Что фактически сильно ослабляет главный номер программы. Не могу себе представить, что когда-нибудь забудутся такие моменты, разве что это наступит с полной потерей памяти. И если то, что послужило прелюдией, покажется отчасти непристойным, что ж, ну и пусть. Если кому-то не нравится, пусть идут они подальше. Если кто высказывает осуждение партнерам, получившим удовольствие от какого-то сексуального действия, выпадающего из общепринятой схемы отношений или вообще из любой возможной схемы, этот человек в большей или меньшей степени урод.
По дороге домой Диана сидела тихо, как мышь. Я задавал себе вопрос, не прелюдия ли это к новой заявке на неординарность, которая выразится в том, что она скажет мне: «я передумала, номер с нами тремя в постели отменяется», – но я не мог слишком долго или слишком усиленно заниматься этим вопросом, потому что теперь я думал, как бы лучше подойти к ней с другим предложением, отчасти таким же заковыристым, как и первое.
– Диана, я хочу обратиться к тебе еще с одной просьбой.
– Чтобы… ты, я и Дэвид Палмер?
– Нет, я совсем о другом. Мне кажется, я разузнал об одном месте, где, возможно, закопан клад. Потребуется небольшая помощь, ты бы не составила мне компанию?
– Морис, как интересно, просто ужас! Что за клад? Как ты узнал о нем?
– Я наткнулся на кое-какие старинные документы, имеющие отношение к нашей гостинице, там говорится только о месте, куда все это положили, а что именно было спрятано, об этом нет ни слова. Конечно, может так случиться, что там и нет ничего.
– Ясно. Где это?
– Судя по всему, э-э… на том маленьком кладбище, если прямо по дороге от «Лесовика».
– В могиле? В гробу с каким-то мертвецом?
– Так утверждается в тех бумагах.
– И ты предлагаешь раскопать могилу и вскрыть чей-то гроб? – Она на лету схватывала мои мысли.
– Да. Это очень старая могила, так что, сама понимаешь, там ничего страшного уже нет. Только кости. И этот клад.
– Морис Оллингтон, ты окончательно спятил!
– Лично я так не думаю. Почему?
– Конечно, ты шутишь. Раскапывать могилы!
– Поверь, я говорю серьезно. Мне нужен этот клад. Как я уже сказал, там, может, совсем и нет ничего или что-нибудь совсем бесполезное, не угадаешь. Я обратился к тебе, потому что там надо будет светить фонарем и время от времени чем-нибудь помочь, а ты – единственный человек, к кому можно обратиться, другие просто дар речи потеряют, если предложить им такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86