– Ну хорошо… Но чего я не понимаю, так это почему ваши викторианцы помешались на идее потусторонней жизни, если их грызло и не отпускало чувство вины по поводу всего совершенного за время их земного существования? Им должно было прийти в голову, что их жизненный путь с большей вероятностью закончится в аду, а не в каком-то…
– Дорогой мой, в этом-то и суть дела, как вы не понимаете. Ад внушал им страстный восторг, он рисовался им чем-то вроде интерната тех времен – только для мальчиков из состоятельных семей, – единственное место, где их ждали те подлинно сильные переживания, на которые они были способны. Битье тростью, порка, старшие шпыняют младших, обтирание холодной водой, гребля, умение удрать с уроков и наводящий ужас всемогущий учитель, который без устали внушает тебе, что ты дерьмо собачье и рассадник скверны. Они пометались на идее ада, я уверяю вас. Надеюсь, вам не кажется совпадением, что это была великая эпоха мазохизма, главным образом в Англии, но ни в коем случае Англией не ограничивающаяся.
– Не кажется, – сказал я. – Эпоха мазохизма не может быть совпадением.
– Да, такое вряд ли возможно. Все это в целом присуще духу капитализма – культ боли, наказания и страдания, в целом всех этих протестантских качеств. Если вам хочется блеснуть умом, можете поразить своих слушателей утверждением, что бессмертие души придумано доктором Арнольдом из Регби; слегка жестоко по отношению к прошлому кумиру, но что поделаешь.
– Вы так считаете? Но о бессмертии души так много говорится в Библии, разве нет? А вся эта ерунда по поводу страдания и наказания в Средние века? И разве Католическая церковь не относилась всегда очень серьезно к бессмертию каждого отдельного человека?
– Давайте рассмотрим эти моменты в логической последовательности, если не возражаете. Об этом буквально ни слова в Ветхом Завете, который, как на сегодняшний день всеми признано, является более бескомпромиссным и менее сентиментальным, чем Новый Завет. Честно говоря, Иисус, как Он представлен в Евангелиях, похож на слезливого либерала – в те моменты, когда не взмывает на крыльях довольно слащавых семитских метафор. Что касается Средневековья, их демоны, их раскаленные клещи и остальные атрибуты ада – не более чем спектакль, где жертвы подвергались тем истязаниям, которым хотелось бы предать своих врагов на земле. А Римско-католическая церковь в этом вопросе… ну, молочные реки и кисельные берега, которые ждут вас на том свете, – это, конечно, понятно. Я это к чему – надеюсь, вы не считаете случайностью, что они поддерживают все без исключения отсталые, реакционные, а то и совсем зловещие режимы, как в Испании, Португалии, Ирландии…
– Да, я понимаю, о ком вы говорите. Ну не знаю, что и думать. Но одно могу сказать с уверенностью: вы раскрыли мне глаза на очень многие вещи, пастор.
– О которых я бы посоветовал вам, мистер Оллингтон, еще раз подумать как-нибудь на досуге. Уверяю вас, людям не доставляет радости, когда их слепые верования анализируются в конкретном историческом контексте, знаю это из личного опыта.
– Что бы вы сказали, если б я вдруг сообщил вам, что у меня есть факты, которые, похоже, доказывают, что некий господин фактически обрел в той или иной форме вторую жизнь после своей смерти?
– Я бы сказал, что вы сошли… – На неизношенном лице преподобного Тома всегдашнее выражение недовольства на мгновение уступило место какой-то настороженности; за последние несколько дней я наблюдал нечто подобное на многих знакомых лицах. – Э-э, вы имеете в виду привидения и все такое прочее, я правильно понял?
– Да. А точнее, одно привидение, которое предоставило мне сведения, точные сведения, которые я не мог бы получить из иных источников.
– Мм. Ясно. Если у кого-то с чердаком не все в порядке, в этом лучше разберется его лечащий врач, а не человек моей профессии. Кстати, где Джек? Что-то не вижу его…
– Он поехал к пациенту. Вы хотите сказать, что у меня все признаки сумасшествия, если я считаю такое возможным?
– Мм… нет. Но мы ведем речь о, скажем так, ненормальном состоянии сознания, не правда ли, так что давайте следовать четким определениям.
– Четкие определения подсказывают нам, что человек не может пережить собственную смерть.
– Послушайте, я бы хотел повторить. Не могли бы вы, если не трудно, сказать бармену, пусть нальет мне чего-нибудь. Я не должен особо накачиваться, потому что меня сегодня вечером еще на пикник пригласили в Ньюхем – жаркое на вертеле и всякие такие развлечения на открытом воздухе, но, надеюсь, еще капельку можно себе позволить, как вы считаете?
– Что пьете?
– Баккарди с перно. – В его интонации так и слышалось невысказанное: «Идиот!»
– Чем-нибудь разбавить?
– Простите?
– С томатным соком, с пепси-колой или…
– Боже упаси! Нет, только лед.
Я передавал заказ Фреду, который понимающе закрыл глаза на пару секунд, прежде чем взяться за бутылки и стакан. Впервые за долгое время он мог поработать без напряжения – и вполне заслуженно; бар был закрыт до вечера, количество приглашенных ограничивалось Дианой, Дэвидом, еще двумя-тремя соседями и членами моей семьи плюс пастор, созерцающий теперь свой стакан; он начал энергично вращать его и только потом сделал маленький глоток.
– Все в порядке?
– Нормально. Вы тут упоминали про Божий Промысел, – сказал он, продемонстрировав способность восстанавливать в памяти прерванный разговор, что мне пришлось с неудовольствием поставить ему в заслугу. – По-своему интересный момент. Я хотел бы поведать вам, что по поводу Божьего Промысла накручено больше фантазий – в том смысле, что люди дают выход своим неосознанным побуждениям в общественно приемлемом виде, – нежели в какой-либо другой области веры, за исключением мученичества, конечно, где сильнее выпирает чисто сексуальный момент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86