Мартисон всегда недолюбливал этого внешне безукоризненно вежливого, холодного человека, бывшего оперативника, добившегося за короткий срок слишком большой власти в провинции. За показной интеллигентностью Грумеда, скорее всего, скрывалась жестокость, любовь к интригам и холодный расчет.
Однако после известия о похищении циркония Мартисона перестал интересовать и сам Грумед, и его проблемы, да, пожалуй, и весь УВИВБ вообще.
Если цирконий действительно пропал (а сомневаться в этом не было никаких оснований, характер его ареста говорил о происшествии именно такого масштаба), если цирконий не найдут в ближайшие несколько дней, то повторное испытание, на подготовку которого он затратил столько сил и времени, не состоится вообще…
— Давайте начнем наш анализ событий с периода более раннего, с того самого момента, когда, как мне кажется, и была заложена основа того, что произошло сегодня. Я хотел бы вернуться к вашему докладу на совете обороны об испытании, — гнул свое Грумед.
— Вы наверняка знакомы с моим докладом. Там есть что-то неясное?
— Конечно. Вот, например, вы говорите о том, что транспортировка каких-либо предметов или субъектов за ТМ-барьер невозможна. Каким же образом вам самому удалось через него пройти?
— В физическом плане я там не был. Транспортировалось лишь мое сознание.
— И, следовательно, вы утверждаете, что никакое воздействие на ТМ-мир невозможно?
«Уже и название придумали», — устало, без всякого раздражения подумал Мартисон.
— Возможен лишь взаимный обмен информацией, в том случае, если вы, конечно, сумеете заинтересовать в подобном обмене противоположную сторону.
— Оставим пока информацию. Как вы объясните собственное исчезновение из камеры транспортировки в момент броска?
Мартисон похолодел. Однако ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Хорошо. Тогда посмотрим небольшой фильм.
Грумед нажал на панели своего стола какую-то кнопку, и сразу же перед ними возникло четкое цветное голографическое изображение транспортировочной камеры. Мартисон стоял посреди круглой стальной площадки, стиснув руки и словно стараясь стать незаметнее. Часы на стенде показывали восемь пятнадцать — точное время начала второй фазы эксперимента. Затем что-то щелкнуло в аппаратуре. Какое-то время, кроме вихря помех, ничего не было видно. Но почти сразу же четкость восстановилась. Прямо перед ними в воздухе на долю мгновения застыл его собственный костюм. Пиджак, рубашка, галстук, туфли и даже часы существовали теперь в пространстве без своего хозяина.
Лишь через секунду все это рухнуло на пол беспорядочной грудой. И почти сразу же съемочная камера отключилась.
— Что вы на это скажете?
— Прежде чем устанавливать у меня в институте подобную аппаратуру, вы обязаны были зарегистрировать ее и получить мое согласие. Эта съемка незаконна и, следовательно, не может быть использована как доказательство на судебном процессе.
— Никакого процесса и не будет. После начала захвата здесь объявят военное положение. Его законы предоставят в мое распоряжение особые полномочия. Будьте уверены, я сумею ими воспользоваться. Если, конечно, мы не договоримся о сотрудничестве. Подумайте об этом на досуге.
ГЛАВА 16
Знакомый голос шептал в голове Мартисона неуловимо странные слова… Профессор лежал на тюремной койке в одиночной камере. Время в одиночке тянется бесконечно. Явь плавно переходит в сон, переливается обратно… Где-то на грани сна и яви возник этот шепот, похожий на шелест трав.
Несколько минут он пытался вспомнить хотя бы одно слово, но ничего не осталось в памяти, кроме самого звука. Впрочем, и звука никакого не было. Шелестели в сознании тени каких-то слов и уходили без следа, не в силах пробиться на грань понимания.
— Лила? — спросил он просто так, на всякий случай, потому что сам звук этого имени был ему приятен.
И шепот ответил:
— Наконец-то ты вспомнил, как меня зовут…
— Я не забывал о тебе. Я хотел прорваться через барьер еще раз, но ничего не вышло.
— Я знаю. Теперь, когда ты назвал мое имя, я могу с тобой хотя бы говорить.
— Хорошо. Поговори со мной, пока я сплю.
— Ты не спишь.
— В самом деле? — Он встал и прошелся по камере. Четыре шага от двери до стены с зарешеченным окном — четыре шага туда, четыре шага обратно. — Ты все еще слышишь меня, Лила?
— Я слышу. Каждый раз, когда ты вслух назовешь мое имя, мы сможем разговаривать.
— Ты можешь видеть меня?
— Нет. Я даже не знаю, в каком месте ты находишься. Но преподобному известно все, что с тобой произошло, и случайно я узнала, что человек, которого зовут Грумед, хочет тебя убить. Тогда я постаралась пробиться к тебе хотя бы во сне, и, наконец, ты ответил…
— Убить? Зачем ему меня убивать?
— Ты можешь помешать захвату. Машина, которую ты сделал, позволяет вступать с нами в контакт, и они этого очень боятся.
— Но при чем здесь Грумед? Разве он имеет отношение к захвату?
— Он ваш враг. Ты не знал этого?
— Грумед должен был бороться с захватом… А ты не ошибаешься?
— Преподобный никогда не ошибается. Я слышала, как Грумед разговаривает с ракшасами, они разрушают один из ваших миров, находящийся в другом месте. Не помню, как он назывался.
— Земля?
— Да, кажется, так. Что ты собираешься делать?
— Еще не знаю. Мне надо подумать.
— Я могла бы помочь тебе…
— Помочь? Мы даже разговариваем с трудом. Что ты можешь сделать?
— О! Очень многое! Не забывай, что все предметы вашего мира сначала проходят через наш…
Вдруг его осенило.
— Ты можешь свободно менять их местами?
— Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126