У обороняющихся еще был шанс отбить и эту атаку. До рассвета оставалось не больше часа, и, если снова удастся отбросить моранов, атаки прекратятся по крайней мере до следующего вечера. Появится целый день для того, чтобы перестроить оборону и организовать отход каравана. Но этим планам не суждено было сбыться.
По команде Сергея пушку вытащили из башни и стали устанавливать на стене с таким расчетом, чтобы уменьшить угол обстрела. К сожалению, на все четыре стены у него было только одно орудие, требовавшее для своей перезарядки несколько драгоценных минут.
Выстрелы уже не производили на моранов такого ужасающего впечатления, как в первый раз, а урон от стрельбы был небольшим, поскольку тяжелый ствол орудия не удалось наклонить достаточно низко, и под стеной оставалась большая мертвая зона, недосягаемая для картечи.
И в этот переломный момент схватки, когда все еще можно было изменить одной решительной контратакой, Сергей увидел пробиравшегося к нему по гребню стены своего капитана. Кираса на нем была помята, а латы, забрызганные кровью, уже не прикрывали туловища. Этот человек, не знающий страха, сейчас был бледен, и на его лице застыло выражение отчаяния. Он молчал, пока не подобрался к Сергею вплотную, и лишь тогда, убедившись, что его никто, кроме Сергея, не услышит, произнес хриплым шепотом:
— Все кончено, мой господин. Нас предали — кто-то открыл ворота…
Разворот прожектора в сторону ворот полностью убедил Сергея в правоте капитана. Даже чудо теперь не могло спасти дворец. Мораны уже ворвались во двор, и только благодаря тесноте двора его воины еще держались. Еще несколько минут — и здесь начнется кровавый хаос…
Уже на самой границе освещенной зоны Сергей увидел всадницу в пурпурном плаще, на всем скаку удалявшуюся в глубину пустыни. Ни один моран не преследовал ее…
От этой картины ярость и гнев вымели из него остатки благоразумия. «Но почему, почему любое доброе дело так часто вознаграждается предательством? Я же хотел ей помочь! Это из-за нее мы оказались в смертельной ловушке!»
— Соберите всех, кто еще жив, и прорывайтесь в пустыню. Об обороне можете забыть. Кому удастся прорваться — пусть возвращается в столицу.
— А как же вы, мой господин?
— Обо мне тоже забудьте — у меня своя судьба! — Вложив в руки растерявшегося капитана тяжелый кошель с золотом, Сергей произнес: — Если нам когда-нибудь еще доведется встретиться, я не забуду ваше мужество и вашу верность. А теперь поспешите — спасайте всех, кого еще можно спасти. Я отвлеку моранов на себя.
И, последний раз вставив горящий фитиль в запальник орудия, он разметал зарядом картечи груду вражеских тел, слишком плотно стиснутых в узком проходе ворот. Затем забил в ствол полную меру пороха, завершил заряд плотным ершом и поджег в запальнике длинный фитиль. Только на это и хватило его благоразумия. А еще на то, чтобы приказать всем, кто еще находился на стене рядом с ним, немедленно покинуть ее.
Через пару минут еще один всадник несся в пустыню по свежим следам предательницы. И настолько сильна была его ярость, что ни один вражеский клинок так и не сумел преградить ему путь. Трупы моранов устилали проложенную его мечом тропу, ведущую сквозь их порядки.
Вскоре только ветер и ночь остались с ним рядом, и единственная мысль билась в мозгу: «Догнать! Не потерять след!» Он не знал, что сделает, если ему это удастся, до сих пор не знал, сможет ли убить ее. Но по крайней мере он сможет спросить — почему?
Грохот далекого взрыва сообщил ему, что орудие, уничтожившее этой ночью десятки врагов, перестало существовать. А вскоре в том месте, где стоял дворец, вспыхнуло красноватое зарево.
Иногда в темноте сквозь вихри песка, поднятого усиливающимся предрассветным ветром, Сергею казалось, что он видит впереди силуэт всадницы. В такие мгновения он бросал в ночь проклятия и обещания мести, пришпоривал измученного коня, сильнее стискивая рукоятку обнаженного меча, который только что помог ему прорваться сквозь толпу врагов.
Временами песок, уплотненный ветром, бросался ему навстречу точно живое враждебное существо. Казалось, сама пустыня пытается его задержать, призывая к себе на помощь ветер и безмерное чувство усталости, возникшее еще там, на стенах крепости, когда он понял, что все его усилия тщетны.
Утро застало его в седле, в седле спотыкавшейся от изнеможения лошади. У него не было с собой даже фляги с водой, даже плаща. Не было ничего, кроме меча и неослабевающей ярости, уже несколько затуманенной усталостью, но все еще способной двигать его вперед, по следу сбежавшей предательницы, по следу той, которая еще совсем недавно казалась ему самым дорогим человеком на свете. Но уже больше часа он ехал по девственно чистой поверхности барханов. Никаких следов, кроме его собственных. Предрассветный ветер постарался на славу…
Часа через два Сергею стало ясно, что он заблудился. Небосклон, затянутый серой мглой, тучи песчаной пыли, ни одного ориентира. Барханы тянулись во все стороны, одинаковые, как бараны в стаде.
Единственным положительным моментом было лишь то, что жара в местной пустыне никогда не была слишком сильной. К тому же лучи солнца, скрытого за пылевым туманом, с трудом пробивались к земле, освещая все вокруг нереальным красноватым светом, и почти не жгли всадника.
И все же обезвоживание организма уже давало о себе знать. Сергей провел в седле больше шести часов, лошадь едва передвигала ноги, он загнал ее безжалостной ночной погоней и знал, что животное долго не выдержит без воды, впрочем, так же, как и он сам.
Несмотря ни на что, он не жалел о том, что покинул благоустроенную столицу со всеми открывавшимися там для него возможностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125