Там, где Алана ждали через три дня, он появлялся сегодня. И охваченные паникой города сдавались почти без сопротивления.Ужас охватывал гарнизоны непокорных городов при его приближении. Армия «Командира презренных» не знала пощады. Вековая ненависть вливала в его сотни, на две трети состоящие из рабов, удесятеренные силы. С удивительной чуткостью и тактом Алан предотвращал внутри армии готовую вспыхнуть вражду между бывшими рабами, гоплитами и гетайрами, отлично знающими военное искусство, знатными и богатыми воинами, без которых не мог обойтись. Он был далек от мысли сразу уравнять эллинов с рабами. Строжайшим приказом для знатных воинов были оговорены особая доля в добыче и особые отличия в повседневной походной жизни. Он окружил их почетом и уважением, безжалостно изгоняя, а то и наказывая каждого, кто проявлял хоть малейшее неуважение к заслуженным воинам.И странная вещь, в повседневных боях и опасностях все теснее срастались эти две противоположные силы, сливаясь в одно целое пол начальством человека, сумевшего каждой из них дать необходимое. Богатство одним и свободу другим. Помогая друг другу в получении этих желанных благ, воины теснее сплачивались вокруг своего юного командира, все большей любовью проникались к нему за справедливость, смелость и боевые удачи. ГЛАВА XVI В этот день был наконец сделан большой привал. Алан решил дать армии отдых перед первой серьезной битвой с гарнизонами сатрапии Антимаха.Маленький оазис, весь заросший серыми от пыли кустами диких фисташек, никогда не видел такого скопления людей и животных. Измученные зноем и усталостью воины пили воду из небольшого ручья вместе с верблюдами и лошадьми, толкая друг друга, стараясь поскорее глотнуть прохладной влаги.Долгое время нельзя было установить никакого порядка, все сотни смешались, более удобного случая для неожиданной атаки трудно было найти. Здесь, на территории сильного врага, могли произойти любые неожиданности.Лишь к вечеру был готов укрепленный лагерь, по приказу Алана обнесенный широким земляным валом, за которым лежали дозорные лучники. Внутри своеобразного земляного кольца в строгом порядке расположились сотни. Белели палатки гоплитов и складные тростниковые хижины ливийских племен, пожелавших составить две отдельные сотни. Разобщенные ранее рабы теперь искали соотечественников и старались держаться вместе. Алан не препятствовал этому.Просторный шатер командующего стоял у самой воды. Когда в нем на секунду умолкали голоса, становилось слышно, как ворчит и булькает чем-то недовольный ручей.В шатре Алана, как обычно, собрались члены Совета сотен, бывшие десятники его первой сотни гетайров и другие талантливые воины чужих племен и народов. Эллинов было здесь больше, и они держались несколько обособленной группой, всегда помня о своих заслугах и знатном происхождении. Каждый вечер, перед ночным привалом, они собирались в шатре Алана. Здесь не было торжественной обстановки Совета. Каждый говорил, о чем хотел. Рабы, оставленные в услужении у знатных воинов, разносили чаши с прохладной родниковой водой, сдобренной медом и пряностями. Употребление вина во время похода командующий запретил под страхом смерти. Даже для членов Совета он не сделал исключения. Это было необычно. Однако поход скоро кончится, малое воздержание полезно, а хороший пример укрепляет войско.Вот один ленивый грек, оторвав голову печеного сома и размахивая ею в воздухе, принялся разглагольствовать о Демокрите, желая блеснуть своими познаниями.При этом он неосторожно брызнул жирным соком на бороду своему соседу.— Я принесу обильные жертвы в храм Фортуны, если она избавит нас от общества столь неотесанного болвана! Убери же, наконец, голову этого проклятого сома, ты залил жиром всю мою бороду!Последние слова потонули во взрыве хохота, которым разразились все присутствующие при виде бороды пострадавшего Аристана.В походе допускались большие вольности. Подобные грубоватые шутки не могли задеть никого из присутствующих. Алан не мешал им, он лишь ждал удобного случая, чтобы направить беседу в нужное русло. Именно в такой непринужденной обстановке сами собой, словно и без его участия, решались все важные дела.Вот и сейчас он начал издалека, подстраиваясь под общий шутливый тон беседы:— Утешься, Аристан, мужество делает ничтожными удары судьбы. То ли еще предстоит тебе. Завтра твои пращники пойдут впереди клина пехоты, они будут разгонять дозорные отряды Антимаха. Смотри, там может пострадать не только твоя борода.— О! В головах этих жалких трусов нет жира, а еще меньше мозгов, значит, ничто уже не грозит моей бороде, так как Диорис подавился наконец последним куском этого злосчастного сома. Фортуна услышала мои мольбы.Новый взрыв смеха вознаградил пострадавшего.Стемнело. Сотники расходились по своим палаткам. Где-то за барханами плакал и смеялся шакал. Шакал ли? Может быть. Тогда зачем же осторожно и бесшумно исчезают во рву темные фигуры людей? Их много. Они уходят из лагеря? Куда? Почему молчат дозорные? Впрочем, их уже нет. Они последовали за ушедшими. Шакал замолчал. Ночь.— Вставай, начальник! Вставай! — Раб боится войти в шатер, Аполонодор не слышит. Аполонодор спит. Спят барханы, одевшись лунным светом, точно саваном. Молчит шакал. Ночь.Там, где барханы сливались с луной, высились горбы верблюдов большого каравана. Три сотни александрийских лучников окружали его молчаливой недвижной толпой. Они слушали человека, стоявшего на спине слона.В нем легко можно было узнать искателя легкой наживы, так неудачно выслеживавшего когда-то Алана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55