– Не груби. – И обратился к Куроедову: – Тебя, кажись, Владимиром зовут? Знаешь, Володь, я не тороплюсь и тебе не советую. Отвечай конкретно: зачем на стрелку ментов привел?
Куроедов откинул со лба намокшую прядь.
– Господи, говорю тебе: это Сычиха! Две недели она точно клещ на моей заднице!
Гаврилыч хотел кое-что добавить, однако воздержался. Папаня, подумав, кивнул.
– Это, Володь, тебе за то, что Лепко и Волобуева грохнул. Сычиха – божье наказание.
– Никого я не грохал! – взвизгнул Куроедов. – Не трепи языком!
– Треплют бабу после пьянки. А в несознанку, Володь, со мной не играй: не на Петровке. Лепко – дело твое. А Волобуй – наш коммерсант, исправно в общак платил. Это первая тебе предъява. И вторая: липнешь к жене Француза. Нехорошо, Володь. Француз под нами ходит. Нервничает он, сделки срываются…
– Какие к чертям сделки?! – дернулся Куроедов. Глаза его начали краснеть. – Сраный учитель на ржавой развалюхе! Сделки у него!
Папаня произнес назидательно:
– В это, пацан, не лезь. Какие сделки, что за сделки – тебя не касается. А насчет сраного учителишки… Думаешь, если слаб человек, за него и заступиться некому?
Василий фыркнул и под строгим взглядом босса пробормотал:
– В горле че-то запершило.
– Пей гоголь-моголь, – посоветовал Папаня, затем отчеканил Куроедову: – Надоело с тобой базарить. Слово мое такое…
– Пошел ты со своим словом! – Куроедов стал окутываться серой дымкой. – Клал я на тебя три кучи!
Амбалы возле джипов потянулись к оружию.
Папаня сделал успокаивающий жест.
– Даже так? – проговорил он негромко.
Вася кивнул на толстяка.
– Че это с ним? Вроде в штанах у него керосинка, без понтов.
Красные глаза Куроедова набрякли, он протянул руку в сторону Папани. Гаврилыч в испуге обхватил хозяина сзади.
– Владимир Сергеевич, ты в камикадзе мылишься?.. Прости, Игнат, он не в себе! Тут напряг такой… – Он подтолкнул Куроедова к «Мерседесу». – Игнат, прости! Стол в кабаке и все прочее за нами!
Папаня зловеще обронил:
– Кабак не прокатит. Уши отрежу.
Матерясь, Куроедов, однако, позволил запихнуть себя в автомобиль. Гаврилыч выкрикнул очередное извинение, и черный «Мерседес» в сопровождении джипа рванул с пустыря. Препятствий им не чинили. Папаня с размазанной по лбу челкой стоял под дождем. В плутоватых его глазках пряталась растерянность.
– Сычиха опять за ними, – констатировал Василий. – Залезай в тачку, че застыл?
Они сели в серебристый «Мерседес», амбалы их забрались в джип, и тандем этот, развернувшись, выехал на шоссе. Папаня расстегнул «молнию» на куртке.
– Что с ним делать? – спросил он сам себя. – Завалить на хер?
Василий сплюнул в окно.
– Изжоги мы на него нагнали. Без понтов.
Папаня хмуро покосился на соратника.
– Мудило ты, Васька. Пацаны слыхали, как он рот на меня открыл. Реагировать придется.
Василий понимающе кивнул. Затем лихо подрезал даму за рулем «Аудио» и проговорил:
– Видал, как он дымился? Че это было?
Папаня вздохнул.
– Отвали. Своих проблем по самые помидоры.
В серебристом «Мерседесе» повисло молчание.


4

Красный «Москвич» внаглую вклинился между «Мерседесом» Куроедова и сопровождающим джипом. Светлана похлопала по плечу майора Калитина, сидящего за рулем.

– Молоток, Леша. Это козлы, а не охрана.
Калитин буркнул:
– Я не начальник твой, а личный шофер.
– Леш, опять? Комплекс у тебя, что ли, на этой почве?
– Капитан Сычова, ты меня достала. Что мы творим?
– Совсем охренел? Все мусолим, мусолим…
– Прости, я тупой. Но знаешь, Сычова, что меня добивает? То, что ты еще тупее.
Светлана хмыкнула.
– Мы напарники что надо. В правый ряд, Леш! Притормози у тротуара!
Ругнувшись, майор Калитин остановил машину.
– Уйдут ведь!
– Хрен с ними. Похоже, пустышка.
Алексей повернулся лицом к Светлане.
– Слушай сюда, Сычиха. Вчера меня выдернул Жмыхов и полтора часа песочил, заперев кабинет. Либо, говорит, железобетонные улики, либо закрываем дело. Сечешь?
Светлана ударила правым кулаком в левую ладонь.
– Началось! Все та же хрень!
– А ты как думала? На него давят по-черному.
– И он давит на тебя, а ты – на меня. Как поется в песне «Наша служба и опасна, и трудна».
Калитин скорчил обиженную мину.
– Зубами я вырвал у него два-три дня. Свет, я сошка мелкая, а ты еще мельче. Мы с тобой можем только то, что можем.
В серых глазах Светланы блеснула сталь.
– Я не сошка, Леш. Хотя бы потому, что сошкой себя не считаю. А что я могу и чего не могу… Узнаю, когда попробую.
Алексей скривил губы.
– Ну да, помню: «Мир таков, каким мы его видим». Давненько ты Француза не цитировала.
Светлана посмотрела на него в упор.
– Иди в жопу, Калитин: не до цитат. Давай в двух словах, на пальцах, и погнали. Стихи Саши Колесникова ты читал… Не перебивай! «Людей в сумраке» ты видел. Или будешь ссылаться на дефект зрения?
– Не буду, – буркнул Алексей.
– Не такой уж тупой, значит. Про Ньюгартов, про клан Черная Саранча и про «субстанцию» я тебе рассказала, не спросясь Глеба.
– Сычиха, ты даешь…
– Заткнись, мелкая сошка! Куроедов – гнида и сам по себе, а тут еще и в «черном сумраке». Они распространяют какую-то хрень, Калитин. Хочешь ты это остановить?
Алексей опустил взгляд.
– Такого задания нам не давали. Но давай попробуем.
– Поэтому, Леш, мы вцепились в это длинноволосое пугало, проводили его до пустыря и… Если честно, Калитин, просто не врубаюсь: какая-то стрелка, с каким-то криминалом…
– Не с каким-то, – поправил Калитин, – а с Игнатом Докой. Весьма влиятельный в Москве авторитет.
Светлана задумчиво кивнула.
– Доку разглядела. Иногда он оказывает Глебу услуги… Ой, а может… Надо у Глеба спросить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103