— Ты же и комсомолец к тому же. И заместитель командира взвода, а? Я тебя просто не узнаю. Чем ближе к дембелю, тем ленивей.Так, что ли?Под белым небом бывшей французской колонии Дагомеи комсомолец Агеев растерялся. Он не знал, кому и что отвечать.Пропесочивать капитан с прапорщиком умели в совершенстве. Знали в этом деле толк. Называли это «перекрестным допросом». Самые наглые десантники терялись.— Ладно, Саня, — смягчился капитан Кондратьев. — Вали давай. Две минуты, чтоб разобрался, что там у тебя звенит.И чтоб у желудков, которых с собой возьмешь, все проверил… Рота-а-а-а-а, вольно! Разой-дись!От этого вопля с отдаленных пальм вспорхнули какие-то летучие африканские твари и, тяжело валясь на крыло, словно перегруженные бомбами бомбардировщики, направились подальше от этих русских.Расходиться десантники не стали, а дружно рухнули на песок. Поснимали тяжелые ботинки. Стянули мокрые носки. Подставили солнцу розовые ступни. Опершись на локти, тупо рассматривали старые мозоли.Слава Богу, пронесло. Слава Богу, в разведку другие пошли. Докричался Агеев.Попал в баньку. Только без тенечка. И без пивка. И озер в бывшей французской колонии Дагомее нету. Ни единого.Ноги гудели так, что казалось странным, отчего это гудение не слышит ухо.Если бы шесть десятков пар натруженных ног загудели «вслух», была бы настоящая трансформаторная подстанция среди холмов.«Может, и правда негритосам подстанция больше нужна, чем советская десантная рота? — задумался капитан. — Сейчас бы принять ванну, выпить чашечку кофе, забраться с журнальчиком в свежую постель…»При воспоминании о вышедшем в прошлом году фильме «Бриллиантовая рука»Кондратьев невольно улыбнулся. Вспомнил отпуск, переполненный зал родного питерского «Октября», оглушительный хохот зрителей. И тут же потускнел: «Будет тебе кофе, будет тебе и какао с чаем!» Особенно ныл большой палец на левой ноге.Внезапно замогильный голос произнес над ухом:— Ну что, Василий, пообедаешь?Капитан Кондратьев подскочил как ужаленный. Словно муха цеце поцеловала.На песке корчился от смеха прапорщик Иванов. Незаметно подполз по-пластунски. В руке прапорщик сжимал банку тушенки.— Придурок! — заорал ротный. — Достал со своими тупорылыми шуточками!У тебя точно короткое замыкание в башке!Десантники деликатно отворачивались.Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Иванов — правая рука командира.Они три года по Африке прыгают. То в Сомали прыгнут. То в Эфиопию.Теперь из Восточной Африки в Западную перепрыгнули. И везде, в сущности, одно: жара, негритосы, гигантские насекомые и вонючая опасная вода.Прапорщик мигом оказался на ногах.— Виноват, товарищ капитан!Кондратьев сменил гнев на милость:— Ты что, Серега, не мог подойти и по форме обратиться? Сказал бы: товарищ капитан, не желаете ли тушеночки, позвольте, я вам баночку открою-с…— А маслин на педияровом масле не желаете-с? — спросил прапорщик Иванов.Довольные друг другом, вояки расхохотались. Маслины оба есть так и не научились. Сколько ни объяснял, в чем прелесть соленых маслин, рядовой Сабиров, ничего не помогло.«Маслин первый раз как кушают? — вопрошал азербайджанец Сабиров и поднимал палец. — Берут черный чурек, мажут сливочный масло. Бутерброд, да? Потом кушают маслин с бутерброд. Это первый раз, да? Второй раз маслин кушают без бутерброд, клянусь! Второй раз уже так вкусно, что бутерброд не нужна, э!»«Азербайджанец в ВДВ — редкий случай», — в который раз подумал капитан.И тут же сделал резкий выпад. Изобразил, будто отправляет кулак в пах подчиненному Иванову.— Хек! — вскрикнул ротный.«Ложный выпад, — мгновенно сообразил Иванов. И вскинул руки, защищая голову. — Следующий выпад будет не ложный, а прямо пяткой в висок».На это и рассчитывал капитан. Всадил пятку туда, куда Иванов не ждал. Аккуратно вставил босую ногу в промежность десантного прапорщика Сергея Иванова.Иванов брякнулся на африканский песок, словно очумевший от жары пес.— Что, Серега, притомился? — поинтересовался Кондратьев. — Что скажешь, Зоркий Сокол?Вся рота, забыв о деликатности, смотрела на поединок. Здесь асы показывают классы. Прямо посреди безводных дагомейских холмов.Продышавшись, прапорщик нашел достойный ответ:— Смотри, Василий, хлопцы возвращаются. Устроил ты баньку этому Агееву.Я лежу, а он бегает.Кондратьев всмотрелся в унылый пейзаж. Холмы заливало безнадежно жестокое солнце. Кажется, где-то на востоке что-то перемещалось. Нагнувшись, капитан выдернул тушенку из руки Иванова:— Отдохни, сынок. А я пока пожру.Спасибо тебе.Кондратьев сорвал с ремня штык-нож, вспорол банку и тремя движениями срезал крышку. Вонзил нож в мясо и стал есть.Десантники, повалявшись, забыли о гудящих ногах и вспомнили о голоде. Полезли в вещмешки. Достали штык-ножи. Над дагомейской полупустыней полетел радостный мат.В «Арагви» разве так накормят? Заворочались в норах суслики. Ребята из страны, южной точкой которой служит Кушка на тридцать пятой параллели, поедали из банок мышцы давно убиенного украинского бычка.В семи градусах северной широты от экватора. Под пальчаторассеченными листьями пальм, не дающими никакой тени.Увязая в иссушенном песке, быстрым шагом вернулись разведчики. Они напоминали загнанных лошадей. С трудом справляясь с дыханием, сержант Агеев вскинул руку к виску:— Товарищ капитан, задание выполнено. До деревни два километра. Дорога ее огибает. Имеется указатель на синем фоне:Губигу. Черномазых мы не видели.— Хорошо. Вы свободны… Слышал? — сказал Кондратьев, обращаясь к Иванову. — Настоящий комсомолец наш Саня Агеев. Доставай карту, посмотрим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65