Раздались громкие ликующие возгласы.Они теперь долго не стихнут — эти славословия в адрес богов, вождя, колдуна и наиболее отличившихся охотников.Все племя стихийно распределилось по гигантским хороводам. Эти хороводы концентрическими кругами охватили центр площади: развесистое, похожее на дуб, но не дуб, дерево, костры, колдуна Каплу, вождя Нбаби и его верных амбалов.Они-то, эти амбалы, и оказались теперь в центре внимания. Люди приплясывали и кружили, положив правую руку на плечо соседа. Под навесом гудели два там-тама: в дни малых праздников они заменяли десять барабанов.Смотрели люди народа фон не на соседей по хороводам. Глаза жителей устремлены были в одно место на площади. А именно — на пальмовый настил между обоих костров.Там чернокожие богатыри страшными ножами-мачете окончательно разделывали бегемотину, подчиняясь командам вождя.Так собака готова сколько угодно наблюдать, как хозяин разделывает окорок.Тем более у бегемотиков окорочка что надо.В свой пальмовый дом вождь вернулся далеко за полночь. Поразился тишине. Подождал, пока утомленные глаза свыкнутся с темнотой. Ни младшей дочери Зуби, ни ее крохотного сына Кофи не было. Нбаби почувствовал, как что-то нехорошо екнуло у него внутри.Он выбежал на улицу. Народ устало и довольно расходился на ночлег. В одной из соседних лачуг люди уже ворочались, устраиваясь поудобней.Вождь отодвинул полог и заорал в черную щель:— Гьямба, старая сука, где ты там?!В ответ раздался испуганный голос:— Я здесь Нбаби, здесь!— Вылазь, — коротко распорядился вождь.Из лачуги выбралась старая женщина — та самая, что три месяца назад присматривала за рожающей Зуби.— Где малыш Кофи?— Здесь, Нбаби, тоже здесь. Его весь день кормила моя дочь. У нее всегда полно молока. Твой внук спит.Старая Гьямба удивилась, что после ее ответа вождь еще более разволновался.— Где Зуби?— Не знаю, — пролепетала женщина. — А Кофи спит…— Это я слышал! Когда ты видела Зуби в последний раз?— Утром, Нбаби, утром! Твоя дочь принесла твоего внука.— Зачем?— Она сказала, что идет за кореньями…— С кем она ушла?Бедная Гьямба смотрела на вождя ничего не понимающими глазами. Что произошло?— Я не знаю, Нбаби. Многие женщины ходили сегодня за кореньями в сторону Абомея…— Это я без тебя знаю! — оборвал ее вождь, все более распаляясь. — Я не знаю другого: где моя дочь? Вот что, Гьямба. Живо собери на площади всех, кто ходил сегодня за кореньями в сторону Абомея.— Сейчас? — переспросила Гьямба.— Немедленно! — прогремел вождь и кликнул силовые структуры: — Эй, Параку! Эй, Канди! Идите с этой дурой по домам. Отправляйте на площадь всех, кто собирал корни в стороне Абомея, пока мы охотились.Черные гиганты переглянулись. Они уже перехватили сваренной кем-то на скорую руку бегемотины и теперь мечтали только спать, спать и спать.Но делать нечего. Полусонные жители потянулись на площадь.Ошеломляющая весть о том, что пропала младшая дочь вождя, сдувала остатки сна.Капитан Кондратьев разрывался на части.Спустя четыре дня после захвата резиденции позвонили из советского посольства. Капитан напрочь забыл о существовании этого учреждения в покоренной им стране. И вот на тебе. Пришлось ехать.Капитан захватил с собой друга Иванова. Бронированную дверь распахнул охранник с кобурой на боку. Несколько мгновений он стоял, не решаясь впустить двух верзил, с ног до головы увешанных оружием.Наконец — видимо, сообразив, кто в городе хозяин, — охранник провел гостей в приемную и скрылся за звуконепроницаемой дверью.Сей же миг вернувшись, он объявил:— Товарищ Кондратьев, товарищ посол ждет вас!«А Серега?» — чуть не сорвалось с языка у капитана. Он подмигнул прапорщику, развел руками, мол, ничего не поделаешь, в чужом монастыре свой устав. И шагнул в кабинет.— Василий Константинович! — с этим воплем к нему бросился толстяк с большой плешью, очень похожий на артиста Евгения Леонова. — Разрешите от всей души поздравить вас с блистательным исполнением задания партии и правительства!Мы ежедневно передаем в Москву сводку оперативной обстановки, и там, наверху, очень довольны. Это же бархатная революция!.. А теперь я хотел бы оставить вас наедине со своим сотрудником Павлом Федоровичем, вот он, познакомьтесь…Не вымолвивший ни единого слова во время этой тирады Кондратьев обнаружил вдруг в кабинете еще одного человека. Дверь за послом захлопнулась. Щуплый бледный человек поднялся навстречу из-под портрета Генерального секретаря Брежнева.— Поздравляю, Василий Константинович, поздравляю, — капитан ощутил в своей ладони хрупкую девичью ручку, и в памяти некстати всплыла красавица Зуби. — Присаживайтесь. Меня попросил поговорить с вами Борис Петрович…Могучая привычка едва не вогнала капитана в стойку «смирно». Едва удержался.Не было большего авторитета для Василия Кондратьева.— Слушаю вас, — только и сказал он.Павел Федорович, хотя и не имел дагомейского загара, вопросы задавал по существу. Капитан отвечал в письменном виде.Он давно не работал авторучкой в таком объеме. Прошел один час. Второй.Третий. Ныли пальцы правой руки. Росла стопка исписанных листов. Маялся в приемной верный друг Серега. Капитан с ужасом думал, какое количество дел накопится в роте за его отсутствие, и бросал тоскливые взгляды на щуплого бледного человека.— Послушайте, Василий Константинович, а что это за побоище на набережной Прогресса? — неожиданно спросил посланец Москвы. — Как дело было?Рука капитана застыла над бумагой.Что отвечать? Как отвечать? Если бы не авторитет Бориса Петровича, он бы не раздумывал ни секунды.— Вчера группа местных жителей проявила неуважение к Советской Армии, — выдавил наконец Кондратьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65