Иногда соскакивал с головы ляпак кожи, поцарапанное во многих местах бритьем скуластое лицо цирюльника хмурилось, он начинал усердно мылить порезанное место, поливая водой и смывать с лица казака льющуюся кровь. Казак успокаивал цирюльника:– Плюй, хлопец, и посыпь земли! То не кровь, яка то кровь? Запорожска шапка красна, пид ей крови не видно!Боярин сказал:– Дьяче, все надо досмотреть и дослышать… – Он отошел от ларя цирюльника, встал в другом месте.– Засвежи его, сатану! – сказал про себя молодой дьяк, глядя на работу брадобрея, но, вскинув глаза, увидал, что боярин и два дьяка впереди, пошел к ним.Тут четверо казаков, накинув на себя вместо жупанов ковры персидские и турецкие, кричали о своих подвигах:– Напускали мы им, браты, нехристям, бревен, колотят тыи бревна о цепи, – бурун метет волны… мы ж в камышах ждем!– Стой, Лаврей, не то!.. Дай я скажу: тьма, ветер голову с плеч рвет, а турчин знай дует по бревнам з пушек! Бревна тай лезут на цепи, кидает их, цепи брежчат, аж в аду, а турчин воет: «Алла! Алла! Бузлыджи!» Ого, бусурман, и тебе на берегу лед? Да так и отсиделись в камышах. А как они иззябли да палить утихли, – мы скок в море. Бей мухаммедан!С саблей, усатый, в синем нарядном кафтане, подошел атаманский писарь.– И все вы, браты, тут проскочили мимо Азова?– Не, казак! Иные переволоклись в Миюс с Донца, Миюсом в море, да и к нам тоже пристали.Толпа прибывала, теснилась; слушали, расспрашивали вновь. Удальцы, чтоб наконец отвязаться, обратились к писарю:– А ну, пысьменный, кажи ты, что знаешь…– Чого ему знать? Он у Корнея, у круга сидит!– Буду я вам, казаки-браты, честь, как запорожской атаман Серко судил с салтаном…– Эге, добре!– То послушаем! На бочку, ставай на бочку…Прикатили бочку, доску поперек дна кинули, подняли писаря.– Чти-и!Человек в синем поправил шапку, саблю одернул, вытащил из-за пазухи пачку бумаг, послюнив палец, перелистал и крикнул, взглянув на головы и шапки:– А ну, не бодайтесь!Бумагу, которую читать, бережно и медленно развернул, прочел громко: «Кошевой атаман Серко крымскому хану Мураду».– Эй, чего чтешь? Чти к салтану турскому!– А ту, к турскому салтану, бумагу я, казаки-браты, в станичной избе заронил, не сыщу!От многих рук, вскинутых вверх, по белому песку замотались голубые и синие тени.– А нехай ее чертяка зъист!– Чти коли крымскому.– Ну, казаки, чту: «Братья наши запорожцы, с вождем своим воюючи в човнах по Евксипонту, ко-с-ну-ли-сь му-же-ственно и самых стен константинопольских и оные довольно окуривали дымом мушкетным при великом султанове. И всем мешканцам (обывателям) цареградски-им сотворили страх и смяте-ние и некоторые одле-гле-йшие (окружные) селения константинопольские запаливши толь счастливо, з многими добычами до коша своего поверг-нули».– То Нечай с Бурляем – запорожцы – хорошо привиталися с турчином!– И мы нынь его не забуваем!Боярин сказал:– Примечайте, дьяче: шарпальникам государев запрет ништо, приказано им турчина не злить…Толпа, потная, пьяная, лезла слушать, надеясь, что писарь будет читать бумагу к султану. Солнце жгло головы и плечи. В глубоком небе чуть заметно, как муха на голубом высоком потолке, стоял над толпой какой-то воздушный хищник.– Куркуль реет!– Где? Не вижу. Эге, высоко!– Высоко, бисова шкода!..Писарь слез с бочки, казаки с моря кричали:– Ты, пысьменный, пошто Дону служишь?..– Служи Запорожью!..– Запорожцы никому не продались! Низовики продались московскому царю.– А бо-дай вона выздыхала, царьская Московия, и с царем и з родом его!– «С турчином греха не заводить, ждать указу», – ведь так, боярин, писано государем и великим князем? – спросил один дьяк.Боярин, гневно тыча в песок посохом, водя по толпе глазами, сказал шепотом:– Разбойники позорят поносным словом имя государево, – негоже нам быть тут!Москвичи двинулись дальше. 7 Посреди улицы, в сыром месте, кинув прямо в грязь атласный плащ, разлегся запорожец с двумя пленницами-турчанками. Одну из них он посадил за собой, положив большую бритую голову с оселедцем ей в колени, другая сидела рядом на песке. Косы турчанок из рук казак выпустил и, зажмурив глаза, дремал на припеке. Кривая черкесская сабля в серебряной оправе, кремневый ржавый пистолет лежали у его правой руки.Закрыв глаза, опустив черноволосые головы на смуглые голые груди, пленницы, видимо, грустили без слез.Боярин подошел к запорожцу. Дьяки встали поодаль, но старик кивком головы позвал младшего из них:– Взбуди его!Ефим зашел к запорожцу сбоку, слегка толкнул дремлющего носком желтого сапога.– Кой бис?! – крикнул запорожец. Загорелый кулак разжался, и узловатые пальцы впились в рукоятку сабли.Боярин громко сказал:– Эй, козак, продаешь жонок? Угодно нам знать цену.– Мой ясырь – двадцать талерей за голову.Приоткрыв глаза, запорожец, отняв руку от сабли, полез ею в карман красных шаровар, вытащил большую трубку, кисет и кресало.– Разбойник! Пошто много ценишь?Запорожец, не обращая внимания на слова боярина, набил трубку, высек огня, закурил и вновь решил задремать…– Даю тебе двадцать пять рублев московскими. Талер – цена рубль!– Сам не беззубой, да менгун Деньги.

надо, а то на обеих бы женился… даром марать посуду не хочу!Боярин, выжидая, молчал.Казак вскинул на него разбойничий взгляд, прибавил, шлепнув рукой по рваной штанине:– Нам в путь-дорогу идти есть с чем, а ты, крамарь, – мертвец!Боярин метнул глазами на казака и зашипел, тряся головой. Из-под розовой бархатной мурмолки замотались по вискам седые косички:– Один лишь дурак указует перстом меж ноги, умный в лицо зрит!»– Поди к бису, крамарь! Дешевле ясырь не продам тебе за то, что мертвец… Хочу, чтоб у жонок куча хлопцев была… Сам не имеешь глузда – на титьки им глянь, на брюхо… э-эх!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28