Крыши некоторых из них прохудились, и она мимоходом просовывала ладонь в зияющие отверстия, чтобы прикоснуться к зеленому листу или ветке. Таниэль не отставал от нее ни на шаг.
– Не знаю, – неуверенно произнесла она. – Джек говорит, что Тэтч – это вроде маяка, сигнала для всякой нечисти, поэтому за мной и идет охота. Сейчас она спит в моем теле под действием амулета, который мне дала Кэтлин. Он отнимает у нее силы. А мальчику для подготовки церемонии понадобится не меньше трех дней.
– Это невероятно сложный обряд, – нахмурился Таниэль. – Большинству истребителей нечисти он не по силам. У Дьяволенка, видно, какой-то особый дар. – Он остановился, пытливо глядя ей в лицо. – Но кто такая Тэтч? Мальчик вам это объяснил?
– Ведьма она, – с отвращением произнесла Элайзабел. – Двухсот или больше лет от роду. Она сродни нечисти и обладает большой силой. Когда она умерла, дух ее не упокоился, но ждал, когда его сумеют призвать. Ей предстоит совершить что-то очень важное. У Братства есть план, в котором ей отведено главное место. Но пока она во мне, они не смогут его осуществить.
– Помните ли вы ту ночь, когда все это началось?
Элайзабел грустно покачала головой.
– Нет, совсем не помню. Только как легла спать вечером, а потом проснулась в вашем доме.
– Вам дали наркотик?
– Не знаю. – Голос ее окреп. – Но теперь, когда мне известно, кто я такая, кем была… Я стала сильнее. Сильнее, чем они.
– Верю, что так оно и есть, – кивнул Таниэль.
Кротту было о чем поразмыслить. День начался и закончился, его попрошайки, пока он спал, занимались своим ремеслом и в положенное время возвратились с заработком. Все действовало как хорошо отлаженные часы. Легко и гладко, без перебоев. Подданные, как обычно, сдали всю свою дневную выручку казначеям, а те вычли из каждой суммы положенные двадцать процентов. Двадцать процентов в качестве платы за принадлежность к шайке, которая обеспечивала им всем безопасность, и необходимые связи, и саму возможность работать. Так было всегда.
Но все на свете меняется, и в последнее время Кротта все чаще терзали тревожные предчувствия. Перемены, приближение которых он ощущал нутром, не сулили ничего хорошего.
Вот и эта девица… Приведи ее к нему кто-то другой, а не сын Джедрайи, король нищих, не задумываясь, поспешил бы от нее избавиться. Выдворить за пределы Дорожек, а может, и еще того дальше… Ведь если она так нужна этому Братству, любой, кто будет с ней рядом, подвергается опасности. Дьяволенок Джек в этом не сомневался, а уж его-то мнению можно доверять. Мальчишка был за то, чтоб ее убить. Сказал: «Дух, который в нее вселился, не так и опасен. Но он служит ключом к чему-то ужасному, вот в чем беда. А если ключ сломать, то и дверь нипочем не откроешь».
Но Таниэль, похоже, предвидел такую возможность. После встречи с Перрисом Боровом он явился к Кротту и напомнил:
– Вы обещали, что предоставите нам пристанище, если мы уничтожим монстра, который проник в подземелья Кривых Дорожек. Надеюсь, сюда входит и неприкосновенность для всех нас со стороны вас и ваших людей.
– Разумеется, – ответил тогда Кротт с дружелюбной улыбкой.
– Это относится ко всем вашим людям, включая женщин и детей? И вы не соблазнитесь воспользоваться прочими всевозможными уловками, чтобы причинить нам вред во избежание опасности, которую мы можем на вас навлечь?
– Ну конечно же, Таниэль, – ответил Кротт уже гораздо холодным тоном.
Таниэль не случайно оговорил все условия с такими подробностями. Ему было известно, что некоторые из женщин, входивших в шайку, а также десяток-другой юных головорезов из числа подданных Кротта были гораздо опаснее мужчин.
Итак, король нищих пообещал выполнить все его условия. А слово профессионального нищего считалось столь же нерушимым, как и клятва настоящего вора. Забавно, размышлял Кротт, что самые низкие и презренные слои лондонского общества придерживаются самых строгих понятий о чести, цена которой для любого человека становится тем ниже, чем выше он поднимется по социальной лестнице.
Раздумья короля нищих прервал стук в дверь, и в апартаменты робко заглянула Милленда Шотландка. Кротт милостиво кивнул, и она приблизилась к его креслу.
– Милленда! Как твой парнишка? – дружелюбно осведомился король.
Милленда благодарно улыбнулась щербатым ртом. Несмотря на свое прозвище, родом она была из Лестершира, где всю свою юность нищенствовала у рынка, пока не перебралась южнее, в Лондон Благодаря своему фальшивому шотландскому акценту она зарабатывала совсем недурно – лондонские аристократы при звуках ее речи с готовностью раскрывали кошельки, полагая, что бедную женщину следует вознаградить за все ее горести, к числу которых прибавлялась еще и принадлежность к шотландской нации. Кротту это было по душе. Милленда умело играла на имперских амбициях этих простаков, которые охотно проявляли щедрость к уроженке одной из их «подчиненных провинций».
– Спасибо, лорд Кротт, обошлось. Все обошлось. Слушайте, я с чем к вам пришла-то, тут одного делягу наши засекли, поверху прохаживался, все чего-то высматривал, понимаете, о чем я? Ну, один из наших говорит, мол, пилер он, точно из них, из этих, только что не по форме одет.
– И что вы с ним сделали?
Милленда потерла пальцами ушную мочку.
– Да думали его выставить, чтоб неповадно было, ну, как всегда, а он ни в какую, мол, надо повидаться с вашим главным, я ему много чего важного хочу порассказать.
– Интересно. Как его имя?
– Карвер, говорит. Эзраэль Карвер. Детектив у чипсайдских пилеров.
– Привести его ко мне. Немедленно. Послушаем, что он скажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106