– Ну а дальше? – полюбопытствовал Эймон.
– Никто, видать, не дожил, чтоб досказать историю, – вздохнул Берт.
Эймон почесал в затылке, приподняв свой колпак.
– В общем, скажи им, никаких чертовых саламандр на свете нету. Берите черпаки и вылейте металл из чана, а заодно и эту тварь захватите, поняли? Ей там не место.
– Понятно, Эймон, – осклабился Берт. Он был счастлив, что кто-то другой принял решение и взял на себя ответственность.
Ровно в пять сталелитейный завод в Фулхеме взорвался, затопив пламенем всю округу и разбросав огненные метеориты в такие отдаленные районы, как Челси, Баттерси и Хаммерсмит. Что в свою очередь положило начало нескольким городским пожарам.
К утру лондонцы поняли, что мрак и хаос, воцарившиеся сперва над одним лишь Старым Городом, в течение считанных часов распространились по всему городу. Хотя наступившее к исходу ночи время суток можно было назвать утром лишь весьма условно – небо было так плотно укутано темными тучами, что солнечным лучам оказалось не под силу пробиться сквозь них и кругом царил гнетущий сумрак. Из тех частей города, где полыхали пожары, ветер приносил удушливый дым, целые кварталы были охвачены огнем, и зарево над ними было видно издалека. Теперь горожанам даже и в дневные часы не было спасения от нечисти – многие из тех лондонцев, кто утром вышел на работу, так никогда и не возвратились в свои жилища. Полчища волков нападали на лошадей, впряженных в кареты и кебы, и пожирали их прямо на улицах. В цехах заводов и фабрик рабочие в страхе указывали друг другу на потолочные балки, в тени которых шныряли чудовища. Дети, которые ночью будили родителей криками и жалобами на то, что под их кроватками кто-то прячется, исчезли без следа, на подушках вместо них лежали их миниатюрные копии из воска и папье-маше. Повсюду свирепствовала красная лихорадка. Все больше людей с ужасом замечали на своих телах многочисленные зигзаги тонких алых трещин. Загадочная болезнь эта распространялась как-то странно, вопреки законам логики, и казалось, что она вовсе не являлась инфекционной в традиционном понимании. За истекшую ночь она поразила больше народу, чем за всю последнюю неделю.
Одни попрятались от страха, затворившись в своих жилищах и не рискуя выходить на улицы, другие постарались со всей возможной поспешностью покинуть город. Это удалось лишь немногим. Возницы, едва миновав пределы Лондона, начинали плутать по проселочным дорогам и неизменно выезжали на ту, которая приводила их назад к городской черте. А бывало, что стоило пассажирам повозки или кареты оставить позади ставший ненавистным город, как навстречу им из-за кустов вылезали такие жуткие чудовища, о каких они прежде и слыхом не слыхивали. И беженцы не раздумывая возвращались назад.
Таковы были первая ночь и первый день, походивший на вечер. И когда сумерки постепенно уступили место непроглядному мраку, Лондон содрогнулся в преддверии следующей надвигавшейся ночи.
21

На милости Лоскутника
Осада Кривых Дорожек
Воссоединение
Элайзабел сидела на шатком деревянном стуле в темной комнате. Голова ее была склонена вниз, пряди слипшихся волос свисали почти до колен. Сквозь плотные ставни, закрывавшие единственное в помещении прямоугольное окно, едва просачивался тусклый свет наступивших сумерек. Вдалеке послышался протяжный волчий вой, которому стали вторить со всех сторон, и вскоре завыла уже целая стая.
Руки Элайзабел были заломлены назад и прикручены веревками к стулу, и она почти до крови стерла кожу на запястьях в тщетных попытках высвободиться. Она очень ослабела от голода и перенесенных испытаний, ей было холодно в нетопленой комнате, дыхание тугими клубами вырывалось у нее изо рта и ноздрей. Девушке казалось, что она пробыла здесь уже много часов, но рассвет за окном все еще не наступил, значит, чувство времени на этот раз ее подвело.
«Из кошмара в кошмар, – в отчаянии думала она. – И неизвестно, который из них хуже. Будет ли этому предел?»
Лоскутник. Ну что за ужасная гримаса судьбы, что из всех, кто мог бы ехать той ночью мимо «Редфордских угодий» и спасти ее, там очутился именно он, самый страшный серийный убийца Лондона, умерщвляющий одних лишь женщин? Что за силы брошены против нее, что за мрачный, изощренный ум ищет ее погибели? За что судьба так немилосердно ее преследует, в чем ее вина?
«А может быть, я обречена страдать за грехи родителей?» – мелькнула в ее мятущемся сознании смутная догадка.
Но нет, она не позволит себе поддаться отчаянию. Чудовищная усталость, навалившаяся на нее камнем, мешала сосредоточиться, но Элайзабел усилием воли преодолела ее. Жалеть себя было не в ее правилах. Пусть она в руках у Лоскутника, но ведь он еще не причинил ей вреда, она пока еще дышит. А это уже что-то.
Элайзабел подумала о Таниэле и стала, чтобы себя подбодрить, перебирать в уме способы, посредством которых он мог бы ее спасти. Но то были ложные надежды, и она это хорошо понимала. Никто не знал о ее местонахождении, включая и ее саму. Одна. Она опять осталась совсем одна на свете.
Но вот в замочной скважине заскрежетал ключ. Элайзабел выпрямилась, и хотя грудь ее сдавило от страха, она его ничем не выказала. Тяжелая деревянная дверь отворилась и в проеме возник Лоскутник с длинным охотничьим ножом в руке. В полумраке комнаты сверкнуло стальное лезвие.
– Доброе утро, дитя, – произнес голос. В круглом отверстии между лоскутами шевельнулись алые губы.
Над грубой мешковиной маски и по обеим сторонам замаскированного лица струились каскады роскошных, но мертвых каштановых локонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106