— Владимир Ильич! — горячо проговорил Троцкий, от волнения не замечая Сталина, а тем более Новика.
Сталин что-то хотел сказать, остановить Троцкого, но тот уже вел Шишкина на сцену.
— Шени деда мобитхан! — сказал Сталин в пол.
Зал взорвался аплодисментами. Все встали, хлопали в ладоши и кричали:
— Ильич! Наш Ильич!
— Товарищ Ленин!
— А говорили — не встанет!
— Кто говорил — враги говорили!
— Ура товарищу Ленину!
— Ур-р-ра!!!
Троцкий успокаивающе поднял руки. Постепенно стало тихо и наступила мертвая тишина. Все ждали слова Ленина. Шишкина разбирал чих, но и сказать что-нибудь ему тоже хотелось. Он покосился за кулисы. Новик показывал ему здоровенный кулак. И тут Шишкин чихнул. Громко и весело.
— Будьте здоровы, Владимир Ильич! — дружным хором отозвался зал и вновь взорвался аплодисментами.
Мертвый город.
23 февраля 1923 года.
Властно порыкивая, могучий бенгальский тигр шел к Мертвому городу. Трудно сказать, что влекло его туда — запахи праздничной пищи или незнакомая песня, дружно и весело исполняемая множеством голосов:
“Ох, когда помрешь ты,
Милый мой дедочек?
Ох, когда помрешь ты,
Сизый голубочек!”
“Во середу, бабка!
Во середу, Любка!
Во середу, ты моя
Сизая голубка!”
Стол — один на всех, уставленный бутылями с рисовым самогоном и кокосовым вином, заваленный фруктами и жареным мясом, — змеился среди развалин. Во главе стола сидели Брускин и Наталья. Это был их праздник. Это была их свадьба. Как подобает жениху, Брускин был весел и задорен. Как подобает невесте, Наталья была рассеянна и грустна.
Комэск Ведмеденко поморщился, поднялся из-за стола и, покачиваясь от тяжести своего могучего тела, направился в джунгли.
— Та хиба ж це писня? Хиба ж так спивают? — ворчал он на ходу.
Брускин встал, поднял серебряный трофейный кубок и объявил свое выступление:
— Товарищи!
— Тихо! Жених товарищ Брускин говорить будет! — пронеслось над столом, и сразу утих пьяный гомон.
У Григория Наумовича был такой вид, что, казалось, он сейчас заплачет, запоет или взлетит — от счастья.
— Товарищи, — тихо заговорил Брускин, — вообще я очень счастливый человек, потому что нет большего счастья для большевика, чем счастье практической работы с массами. Но сегодня самый счастливый день в моей жизни! Мы установили советскую власть в России. Мы устанавливаем ее в Индии. И как бы нам ни было трудно, мы все равно установим ее здесь! Потому что нет тех вершин, которые не покорили бы большевики! А сейчас я спою вам песню... Вообще-то мне медведь на ухо наступил, и я твердо знаю только одну песню, “Интернационал”, но сейчас... я... спою... Сейчас... Ее пела мне моя бабушка... Сейчас...
Брускин подался вперед и замер, глядя в небо, будто там были написаны ноты и слова. Все ждали. Пауза затягивалась. И стало ясно, что Брускин не споет. Да он и сам это понял. За столом зашумели, понимающе улыбаясь.
— Забыл, — признался Брускин шепотом.
— Горько! — крикнул кто-то, спасая ситуацию.
И все закричали:
— Горько! Горько!
Наталья поднялась, опустив глаза, и Брускин поцеловал ее — испуганно и неумело. Похоже, это был их первый поцелуй.
Тигр остановился и прислушался. Будто где-то рядом бушевал водный поток. Но он вдруг иссяк, и на поляну, где стоял тигр, вышел, застегивая мотню, Ведмеденко. Комэск, конечно, не испугался, но удивился:
— Ты що, бажаешь людям свято загубыты?
Тигр неуверенно рыкнул.
— А я казав — не дозволю! Я казав: кто про невесту погано кажет, того вбью!
Тигр зарычал угрожающе.
— Пугаешь? Мене, червоного командира Ведмеденку, — пугаешь? Та я ж тоби башку скручу! — и, подвернув рукава гимнастерки до локтей, Ведмеденко сделал первый шаг.
Тигр громогласно зарычал и бросился на него.
Ленин спал, лежа на спине, и был больше похож на покойного, чем на спящего. Сталин, Троцкий и Новик смотрели на него с горестным любопытством.
— А Шишкин наш больше похож, — сообщил шепотом Новик.
— На кого? — удивился Сталин.
— На Ленина.
— Так это и есть Ленин. — Сталин обиженно отвернулся, и Новик стукнул себя, дурака, кулаком по лбу.
ЭТО ПОЛНОЕ РИСКА И ОТВЕТСТВЕННОСТИ РЕШЕНИЕ, ВОЗМОЖНО, СЕГОДНЯ КТО-ТО НАЗОВЕТ АВАНТЮРОЙ. НО ДЛЯ ТАКИХ ЛЮДЕЙ И ВЕЛИКИЙ ИНДИЙСКИЙ ПОХОД — ТОЖЕ АВАНТЮРА. НЕ ДЛЯ НИХ НАШ РАССКАЗ, А ДЛЯ ТЕХ, КТО ИСКРЕННЕ И НЕПРЕДВЗЯТО ЖАЖДЕТ ЗНАТЬ, КАК ВСЕ БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.
Они лежали рядом: задушенный Ведмеденкой тигр и сам Ведмеденко с развороченной тигром грудной клеткой. Наталья положила ему на грудь белоснежную простыню, и та сразу напиталась кровью. Рядом стоял Брускин. Чуть поодаль — все остальные. В добрых маленьких глазах Ведмеденки появились слезы и скатились по вискам.
— Почему вы плачете? — тихо спросил Брускин.
— А я завжды плачу, колы вспомяну, що мене батько казав... — продолжая плакать, ответил Ведмеденко.
— Что же он вам сказал?
— Казав, що не зробити нам всемирну революцию...
— Это почему же? — удивился Брускин.
— Вин казав, що на всемирну революцию нам жидив не достане. Тому я и плачу.
— Ну почему же? — растерянно улыбнулся Брускин. — Посмотрите — все наши боевые товарищи — настоящие революционеры! — Комиссар повернулся и с гордостью указал на стоящих плотной толпой красноармейцев.
— Та яки кацапы революционеры!.. — Ведмеденко поднял руку, но она вдруг безжизненно упала. Умер Ведмеденко.
Горки.
23 февраля 1923 года.
Медсестра Верочка, молодая, рано начавшая полнеть блондинка с добрыми голубыми глазами, держа в руках аппарат для измерения артериального давления, остановилась перед дверью ленинской комнаты и спросила шепотом сидящего у двери пожилого усатого охранника в кожанке, с наганом в кобуре на боку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45