Ну и в качестве довеска, будто в издевательскую насмешку, разудалое пение где-то на этаже:— Под-дайте патро-оны, поручик Колчаков! Поручик Лунев, наливайте в-вина! — под нестроящую гитару, ё!— Та-ак! Хомутецкий! Что это у тебя тут?!— Не могу знать!— А я могу! — предвкушающе пригрозил генерал Асланян. — Ну-ка! Пойдем посмотрим, кто у вас тут дает концерты в служебное время?! Развлекаетесь?! Занять людей нечем?! Дел нет?!Облезлая дверь, за которой, если верить истошному пению, уже «девочек наших ведут в кабинет» была закрыта.— Эй! Кто там! Немедленно отоприте! Это подполковник Хомутецкий!Гитарный перебор оборвался, певцы заткнулись. В комнате звон стаканов и шушуканье.— Откройте дверь! Это приказ! Это подполковник Хомутецкий! Рядом со мной стоит командир дивизии! Немедленно открыть! Или я ее выломаю сейчас!Снова шушуканье, потом нервный смех и отчаянное «Да и хрен с ним!»Замок щелкнул. В дверном проеме — в жопу пьяный офицер. Форменная рубашка без погон, спортивные штаны, тапочки.— Па-ачему не на занятиях!!! с порога рявкнул генерал. Не совсем логично. Ну да до логики ли!— Рз-зршите представ-вться! Поручик Колчаков! А это — подпоручик Лунев! Между прочим, правнук декабриста!.. А чо, генерал? Тоже нехреново! Стакан желаем? Налить?— Что-о?!! — одновременно опешил и озверел генерал Асланян.— Что-что! Водки! Со слухом проблемы или как?— На гауптвахту!!! На гауптвахту мерзавца!!! — задохнулся Асланян. — Семь суток! От моего имени! Понял, Хомутецкий! От своего — добавишь сколько не жалко!.. Алкоголики! Бездельники! Под суд! Под суд «чести офицеров»! Уволить! Из армии, на хрен, уволить!Колчаков пал на колени (или просто не устоял на ногах?):— Товарищ генерал! Умоляю, уволь меня из этой армии! Не мучь ни себя, ни меня!Генерал Асланян бровью вопросил Хомутецкого.— Так точно, товарищ генерал! — вынужденно подтвердил командир полка. — Не желает служить в Советской Армии. Написал три рапорта об увольнении.— Так-так! Не хотим служить Родине?— Не, не хотим! — подтвердил выглянувший из-за плеча Колчакова правнук декабриста. Бунтарь, бунтарь! Наследственное… — Ни в Советской, ни в Красной, ни в Белой, ни в какой другой. Увольте нас, пожалуйста.— Та-ак! Снять обоих с учебных должностей и перевести командирами взводов с понижением.Колчаков привстал, но только для того, чтобы снова рухнуть на колени с деревянным грохотом:— Отец родной! Генералушка! Благодетель ты наш! Не губи! Уволь, ради Христа! Честное слово, пить брошу! Человеком стану! Только уволь!— Нет, сынок, мы вас заставим Родину любить и честно ей служить!.. Хомутецкий! Рапорт порвать, в увольнении отказать! На гауптвахту их! Будем дальше воспитывать!… Замполит! Может, их еще из партии и комсомола исключить? Как считаешь?— Исключим, обязательно исключим! — вякнул через плечо командира Бердымурадов.— Вот и славно! Может, и звездочек лишить? Пусть послужат лейтенантами?Правнук декабриста, поручик Лунев, в поддержку дружка тоже бухнулся на колени, протягивая призывно руки к генералу:— Отец родной! Будь так милостив! Лиши звания! Уволь из армии! Век на тебя будем богу молить! Ей-ей! Человеком стану! Хоть трактористом в деревне! Выгони хоть с «волчьим билетом» на гражданку!— Ага! Только вас в деревне и не хватает! Мало там алкашей! Не-ет уж!.. Сгниете в песках Туркво! Я вам это клятвенно обещаю! — рявкнул генерал.— Ах, так?! — Колчаков вскочил на ноги. — Ну, хрен с вами! Мы хотели по-хорошему! Лунь! Наливай! Ну их к лешему!Оба офицера демонстративно располовинили стакан, хряпнули, улеглись по кроватям.— Хомутецкий! Выписать арест, и завтра же — в Ашхабад! На гауптвахту обоих! — уже сипло и безнадежно скомандовал генерал Асланян, формально оставил за собой последнее слово и круто развернулся, на выход.Но то формально, а то натурально. Колчаков в генеральскую спину натурально спросил:— Товарищ генерал! Разрешите обратиться! Весь гарнизон мучается одним вопросом, который без вас ну никак не разрешить. Асланян — это производное от какого зверя? От слона или от осла?Безжалостный ты, поручик Колчаков! Тебе генеральский инсульт нужен, да? Здесь и сейчас, да?Да ему, поручику Колчакову, как-то по…— Понятно — от осла! — брякнул Лунь.Вослед начальству полилась песня. Фальшиво, но нахально. «Бременские музыканты» отдыхают!— Ничего на свете лучше не-е-ету!Чем служить в Генштабе на парке-е-ете!Тем, кто честен, гнить в песка Педжена,Отравляться водкой и чеме-е-енить,Спиртоваться водкой и чименом!Ла-ла-ла-ла! Е-е-е-е! Е!Нам Туркво милей Афганиста-а-на!Все мы любим батьку Асланя-а-ана!Гауптвахта нам родней колхоза -С голоду не пухнем, нет морозов.Здесь мы не загнемся от морозов!Ла-ла-ла-ла! Е-е-е-е! Е!
***
— Ну, это ты загну-ул! — не поверил Кирпич. — Чтоб так да с генералом!— Вот те крест! — размашисто перекрестился атеист Никита. — Если и вру, то чуток, привираю. А тебя, Вовка, терзают смутные сомнения потому, что ты уже полковник. Еще немного, еще чуть-чуть — и генерал. И типа вдруг с тобой тоже таким манером офицеры будут обходиться. М?— Да я их тогда!.. — взревел полковник Кирпичин и показал могучим кулаком, что он их тогда.— А нельзя. Тоже офицеры. Ну, в Афган услать. Дык нет уже никакого Афгана, то есть нас там нет. Нынче десять лет без войны и празднуем, вернее мы без нее… В крайнем случае, дуэль. А так — на гауптвахту отправить право имеешь, более же ни на что не имеешь.— Да я б на месте этого Асланяна так их обоих поимел, что…— Он бы их тоже, наверное, поимел, но есть нюанс.— Нюанс?— Ты ж не в курсе, кто папашка того же Лунева.— Почему не в курсе? В курсе! И мне начхать!— Вот так вот и начхать, полковник Кирпичин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83